Очерки по истории церкви

Деяния Апостольские повествуют нам, как ученики Христовы, облекшись в день Пятидесятницы силою свыше, то есть крещением от Духа приобщившись Царствию Божию, понесли в мир это примирение с Богом и эту жизнь с Богом. Здесь мы узнаем, как под водительством и главенством Христовым — или через непосредственное Его явление, или через внушение Духа Святого — они проповедовали и насаждали Царствие Божие, убеждая людей покаяться, креститься, принять Духа Святого и отныне жить не по воле греховной, диавольской, а по воле Божией, под водительством Божиим. Они учреждали нужные для этого таинства, нравственные правила, ставили для руководства епископов, отвращали от лжеучителей-еретиков, собирали людей на молитву, побуждали на милостыню, отсекали лжебратию (Ананию и Сапфиру, Симона Волхва)[20]. Словом, они возвещали людям всю волю Божию, «день и ночь непрестанно со слезами» (Деян. 20, 31) уча каждого всенародно и по домам, приобщая человечество благодати Духа, созидая Царствие Божие — святую и единую Церковь.

Церковь как Царствие Божие на земле

Евангелие Царствия Христова еще при жизни апостолов и их ближайших сотрудников огласило едва ли не всю вселенную. Оно преодолело преграды греко-римского мира и присоединило к Царству Христову такие народы, которые не знали римского владычества. Таковы впечатления христиан-современников. В Персии, в Индии, в Эфиопии, в «отдаленной Британии», недоступной тогда для римлян, но покорной Христу, во многих иных неизвестных странах и островах стала известна христианская вера. Это было, по христианскому убеждению, не распространением отвлеченного знания о Христе и только вестью о Его грядущем Царствии — это было распространение власти и царства Невидимого для внешнего мира Царя Христа.

Во всех местах, свидетельствует Тертуллиан о II веке, прославляется имя Иисуса Христа, Который уже пришел и царствует среди верующих Ему[21].

Имя и власть Его проникают во все концы вселенной. «Повсюду веруют в Него, — говорит Тертуллиан далее, — везде Он царствует… Нет варвара, который не был бы принят от Него с радостью. Нет такого звания и состояния, которое бы могло тут пользоваться особым преимуществом. Он ко всем одинаков, над всеми равно властвует». Заметим, что это писалось в эпоху жестоких гонений, при внешней придавленности христиан.

Сознание, что Христос воцарился и что Он среди верных Ему есть и будет, не покидало первых христиан среди тех жестоких мучений, которыми пытался древний мир оторвать христиан от их Царя и Бога. Перед лицом римского судьи, когда такое свидетельство было равносильно смертному приговору или [являлось] продолжением превышавших человеческие силы мучений, они неизменно и твердо свидетельствовали о Христе как о своем Царе и Боге, и что это Он, Христос, подает им «силы переносить огонь» и всякие другие муки, какими их испытывали. Свидетельствовали эго (как, например, епископ Поликарп Смирнский) «с твердостью и великою радостью», — и «Божественная благодать светилась» при этом «в лице его»[22]

. Понятно, что такая смерть, такая кровь, пролитием которой, по выражению приговора над святым Киприаном Карфагенским, должна была «утвердиться дисциплина» (то есть язычество), которая должна была задушить, запугать христиан, — послужила «семенем христианству». Известно, сколько обращений ко Христу было следствием таких победоносных страданий и такой радостной смерти. «Это было, — по словам Тертуллиана, — царственное красноречие». В своей побеждающей смерть любви (Игнатий Богоносец), в своих страданиях эти мученики — мужчины, женщины, дети христианские — всё более соединялись со Христом, в самых страданиях обретая величайшую радость. Так что особенностью христианских мучеников была любовь и именно особая благодатная радость, которая светилась в их подвиге. Страдания и смерть не просто переносились ими как тяжелое и неизбежное зло, а попирались царственно любовью и благодатью. «Мученики шли веселые на свой подвиг, — свидетельствует, например, описание кончины мучеников Лионских (177 год), — в их лицах выражалось сочетание достоинства с приятностью» (Акты Лионских мучеников, по Евсевию, V, 1)[23].

«Можно ли было быть свидетелем твердости какого-либо мученика и не быть пораженным и не искать разрешить загадку, какую имел перед собою?!» — восклицает Тертуллиан[24].