Очерки теории идеологий

Если ценностный плюрализм не просто констатация разнообразия, а определенная «технология» рационального соотнесения различных принципов, то чем с точки зрения данной «технологии» являются сами ценности либеральной демократии? Не становятся ли они лишь одним из возможных взглядов на политику, который ничем не лучше любых (повторяю, любых) других подходов к миру политического, в том числе и принципиально несовместимых с либеральной демократией? И даже если признать либеральную демократию высшим достижением политического развития, не следует ли «обязать» ее умерить свои ценностные притязания на универсальность в пользу толерантности? (См.: [Galston, 2002; 2005].) Однако в последнем случае

либеральная демократия теряет весь свой гуманистический пафос защиты автономии человеческой личности при осуществлении демократической воли большинства, превращаясь не более чем в формальную процедуру – сложную, затратную, неповоротливую, т. е. малоэффективную.

Не будем торопиться ставить либеральную демократию как ценность «в один ряд» со всеми остальными – уже хотя бы потому, что сам ценностный плюрализм «чувствует» себя наиболее комфортно именно в условиях либеральной демократии. Ни одна другая система политических ценностей и процедур не может записать в свой актив такой степени толерантности, как либеральная демократия. Любители покритиковать навязывание «западных ценностей» очень часто (а точнее, чаще всего) отличаются гораздо большей нетерпимостью в отстаивании своих позиций. И

остается только гадать, как повели бы себя противники «западных стандартов», располагай они западной мощью.

Рискну предположить: именно либеральный пафос защиты автономии личности позволил найти компромисс между властью большинства и защитой прав меньшинства, который и составляет суть развитой либеральной демократии. Большинство свободных индивидов имеют моральное право и рациональное основание определять политический курс, но стремление меньшинства свободных граждан отстаивать свою позицию столь же морально оправданно и политически целесообразно. Без либерального принципа личной свободы тирания большинства была бы неизбежна, что лишило бы либеральную демократию всякой возможности существования.

В идейном развитии либерализма прослеживаются два четко обозначенных исторических тренда. Первый из них представлен реформационным либерализмом, который восходит к Локку, ответившему на разрушительные религиозные войны призывом к веротерпимости и рациональным обоснованием общественной толерантности; второй – просветительским либерализмом, идущим от Канта и Милля как обоснование специфического видения человеческого блага, базирующегося на рациональной автономии индивида [Galston, 1995]. В конце XX века в либеральной мысли возобладала первая тенденция. Идея культурного плюрализма в рамках либеральной демократии стала доминирующей темой теории демократии, отодвинув на второй план идею универсальности гражданского состояния, диктующего определенные ценностные стандарты всему гражданскому обществу.

В результате проблематизации была подвергнута сама концепция автономии индивида как идеала гражданского общества и правовой системы либерального государства. Именно этот идеал составлял основу Просвещения, сделавшего человеческую рациональность не только универсальным инструментом самопроверки человека и общества, но и критерием всего сущего, что в наиболее заостренной форме было выражено в знаменитом утверждении Декарта: «Мыслю – следовательно, существую». Этот просвещенческий импульс сформировал довольно последовательное, рационально обоснованное понимание индивидуального человеческого блага, которое сложно было совместить (и чем дальше, тем сложнее) с растущим культурным многообразием модернизирующегося и глобализирующегося человечества. И хотя в мире достаточно сторонников гуманистического пафоса Просвещения и либерально-демократических принципов, «рационалистический догматизм» последних очень часто превращает потенциальных союзников либеральной демократии в противников «западных ценностей».