– Понимаю, – угрюмо буркнул Романов. Он хорошо помнил зимнюю историю, как одна такая любительница собачек кормила своих питомцев человечиной и перед повешением орала, что «они же были голодные, как вы не понимаете?!». Ее жуткую людоедскую свору Романов перестрелял лично, не поленился. Отвратительней была разве что группа сумасшедших баб, примерно в то же время объявивших о создании Комитета солдатских матерей. Впрочем, этих просто разослали на тяжелые работы по разным концам территории.
– Лучше б шлепнул, – горько вздохнул Самарцев. Но на этот раз уже не всерьез.
– Она правда ненормальная? – Романов оглянулся через плечо. – Поговорить с ней хотел… – Он покусал губу. Не хотелось распространяться о том, что на работах в питомнике – рядом с животными – зачастую «оттаивали» даже те из малолетних мучеников-беженцев, от которых прямым текстом отказались лучшие врачи-психотерапевты.
– Совершенно, – подтвердил Самарцев. – Полный неадекват; говорят, она и до войны такой была, но не так резко. Когда о животных говоришь – все в норме. В остальном восприятие мира настолько своеобразное, что… – Он не договорил и развел руками сокрушенно. – Но питомник она содержит. Севергин на самом деле просил о кормах заботиться.
– Я вот тоже кое о чем попрошу, – вздохнул Романов.
Самарцев даже с каким-то пристуком поставил подбородок на сплетенные пальцы. Прищурился выжидающе-внимательно:
– Слушаю…
Когда Романов вернулся к Думе, на аллее уже пятью колоннами были выстроены все отряды. Собрались и просто люди, посмотреть – немного людей, что, впрочем, не было удивительно, практически все заняты какими-то делами. В основном среди провожающих были члены семей бойцов, у кого эти семьи были, – не отпустить их с работ было бы жестоко и глупо.
День настал на самом деле солнечным, но все еще держалась прохлада. Дул ветерок – какой-то нейтральный, не теплый и не холодный. Во главе колонн в руках у прапорщиков вздрагивали в его потоках дружинные стяги на прочных текстолитовых древках.
Черный кельтский крест, «СВД» и рогатина Русакова.
Золотой витязь Севергина.
Красный рубежник Батыршина.
Синяя сварга Юрзина.
И личный штандарт Романова, черно-желто-белое знамя с поражающим чудище серебряным всадником.
Женька подскакал навстречу Романову, явно красуясь в седле, – и было понятно почему: краем глаза Романов заметил среди провожающих ту самую девчонку. Из больницы. Отсалютовал, привстав в стременах.
– Готово все. – Мальчишка раскраснелся, глаза поблескивали легкой сумасшедшинкой. Он был без фуражки, короткий, только-только отросший ежик волос непокорно-сердито топорщился над головой.
Романов кивнул. Выехал перед строем, надеясь, что смотрится нормально, – он сам себе казался в седле ужасно неловким. Хотелось сказать что-нибудь зажигательное, возможно, даже историческое. Чтобы прямо с ходу – и на страницу учебника, пусть еще и ненаписанного.
Но на ум лезли деньги с передержкой и недавний спор с Самарцевым…
Романов кашлянул.
– Мы едем, потому что надо помочь людям, – сказал он. Получилось громко, потому что на аллее установилась мгновенная тишина. – Это не повод с экономической, политической, военной, вообще никакой точки зрения, мы сами еще не встали на ноги, со всех точек зрения мы должны сидеть смирно и копить силы. Мы просто едем помочь людям. Таким же, как мы. Только больше напуганным. Больше потерявшим. Не имеющим даже нашей небольшой надежды и уверенности. Когда надежду и уверенность делишь на всех – они растут. Мы поделимся нашими надеждой и уверенностью. И к черту экономику, политику и военное дело. Мы едем помочь людям. Я все сказал.
«Глупый был финал речи», – подумал Романов.
– Слава России! – вдруг крикнул кто-то.
– Слава России! – поддержали несколько голосов вразнобой.
– Слава! Слава России! – закричали по рядам и среди зрителей.
– Слава России!! – Это был уже единый, набравший слитность и силу… не крик. Нет, не крик – боевой клич.
«Кажется, я все-таки все сказал правильно», – удивленно подумал Романов и махнул рукой.
Пятеро горнистов выехали вперед колонн.
Одновременно привстали в стременах, упирая в бедро левые руки и вскидывая к губам короткие горны с черно-желто-белыми полотнищами.
Откинули головы.
Романов прикрыл глаза…
– пропел в слитном призыве труб почти явственный серебристый мальчишеский альт.
Встав в стременах, Романов взмахнул рукой, отдавая сигнал к началу похода.
Глава 9
Есть у правды сила
Сон о погибшем детстве
Рушится – с тихим звоном…
Магия предсказанья
Прячется между строк
В книге, в которой бьется
Всяк со своим драконом…
Прав ли был твой учитель,
В руку вложив клинок?