Очищение

– Идите во двор, там до вечера будет полно работы, – ответил Романов. Врач кивнул, пояснил:

– Я только в аптеку зайду. Тут хорошая аптека.

– Вечером, когда освободитесь, составьте список ле… – начал Романов, но врач его перебил:

– Извините, у меня есть. Подробный. Я потом представлю.

– Хорошо, хорошо… – Романов обернулся – внутрь вошел Провоторов, сопровождаемый Женькой. Романов кивнул Провоторову, они отошли к дальней лестнице.

– Всего в тридцати километрах от границ нашей зоны, – задумчиво сказал Романов. Встряхнулся, кивнул дружиннику: – Ну?

– Жена, – тот понял без объяснений, начал докладывать сжато и коротко, – такая же тварь, как и он, только он хитрый, а она тупая. Кстати, детей она не рожала, чтобы фигуру не портить, – они от суррогатных матерей. Дети. Девчонке четырнадцать лет. Мелкая сучка, как бы не хуже папаши. Потом послушаешь, что она с его благословения устраивала с людьми, а я уже наслушался… с детьми из местных, кстати, тоже. А с рабами – вообще… Обожала сама мальчишек клеймить. И снимать, как их бьют или… казнят. Их казнили. Не только взрослых, детей тоже. На площади в поселке ставили самодельную гильотину – и… – Провоторов помолчал секунду. – Мальчишка младший… с мальчишкой хуже. Он неплохой. На самом деле неплохой, все так хором говорят.

– Сколько лет? Вроде десять где-то?

– Именно десять.

– Десять… – Романов взялся рукой за подбородок, продолжал медленно: – Слишком взрослый, чтобы все забыть. И слишком маленький, чтобы полностью понять, какой сволочью был его папаша.

– Да. И я о том же. – Голос Провоторова был тихим, грустным. На самом деле грустным.

– Не забудет. Не поймет. И будет мстить.

– Да, – еле слышно, но твердо согласился Провоторов.

– Эту парочку и девчонку – вечером повесить на воротах, – распорядился Романов. – Голыми. Объявить приговор, оставить плакат. Люди, которых освободили, пусть ждут, не расходятся – накормите, помогите, кому нужно, я там врача послал… но пусть ждут. А мальчика… – Романов покусал сгибы пальцев, поймал себя на этом, сердито отдернул руку от лица. Провоторов ждал. Молча, неподвижно. – Вечером первого. Как-нибудь быстро, чтобы ничего не понял. И… и не больно, – Романов провел рукой по глазам.

– Есть.

Казак отсалютовал, но не ушел. Помолчал, спросил задумчиво:

– Как считаешь, мы в ад за все это попадем?

Романов подумал, явно серьезно прикидывая шансы. Покачал головой:

– Знаешь… я вообще не верю в ад и рай. Так что не попадем, я думаю. Даже если еще при жизни начнем проситься туда. А мы начнем, лишь бы подальше с земли… Тебе чего?

Эти слова были обращены к стоящему, оказывается, на лестнице рядом Шалаеву. Мальчишка покусывал губу, глядя на взрослых. В ответ на вопрос молча пожал плечами.

– Ну раз ничего – то бегом наружу и зови сюда Сажина, – приказал Романов. – Быстрей…

Бывший капитан-морпех Сажин выслушал приказ Романова так, словно знал, зачем его позвали. Романов это видел и мысленно улыбался, отдавая последние распоряжения нарочито обстоятельно.

– Бери двадцать человек верхами, «зушку» и два крупняка с расчетами. Пойдешь брать завод… Запомни: на заводе полно рабов, в том числе дети. Не дай бандосам там прикрыться заложниками. Если все-таки не выгорит – никаких переговоров. Сам понимаешь. Но если хоть малейшая возможность – не дай. Освобожденных веди сюда. Только объясни, что к чему, а то паника… разбегаться начнут… На месте делайте снимки. Всего.

– Понимаю, – кивнул Сажин. – Все сделаем.

Он отошел к выходу. Романов огляделся, собираясь окликнуть Женьку… но тут к нему подошел Шалаев. Мгновение помялся, громко сглотнул и сказал – тихо, но непреклонно (Романов сразу понял, о ком идет речь):

– Мальчишку я убивать не дам.

Романов внимательно посмотрел на стоящего перед ним порученца. Шалаев тоже смотрел в ответ – спокойно, чуть набыченно.

– Не дашь? – уточнил Романов нейтральным тоном.

– Не дам, Николай Федорович.

– И как же ты это сделаешь?

Шалаев пожал плечами – очень по-детски, растерянно. Но ответил решительно:

– Как получится. Буду его защищать. Если полезут забирать силой – буду драться. Надо будет – буду стрелять.

– В своих? – прищурился Романов.

Шалаев опять пожал плечами, вздохнул:

– Я понимаю… я буду предателем. Но я им все равно так и так буду. А тут меня, по крайней мере, убьют, и не надо будет жить и мучиться, когда вспоминать стану.

– Поясни.

– Он на моего брата похож… на младшего, – сказала Шалаев. – Я за едой в тот день лазил, вернулся, а мамы и Ванька нет. Дверь просто открыта, а их нет. Я покричал, потом сунулся в ванную, а они там лежат. И головы у обоих проломлены. Топором. Головы… и руки… порублены сильно, когда они закрывались. Сильно-сильно. Их очень… очень плохо убили. Долго. Я так и не нашел, кто это сделал.

– Он почти наверняка убит, – сказал Романов.

Мальчишка вздохнул:

– Знаю… Но его же не я убил. Понимаете, не я. Я и не защитил, и даже не отомстил. А теперь я буду защищать.