Очищение тьмой

Книгой у нас занималась редактор Вострикова, она у нас специализируется на приключенческой тематике, даже сама пописывает в детективном жанре. Так сказать, Агата Кристи областного масштаба. Для «Катакомб» она просто незаменима — я заглядывала в текст, там нужна довольно серьезная литературная обработка. Может, из-за этого и автор расстроился. Прибежал ко мне прямо в бешенстве и заявил, что книгу издавать отказывается. Ну, мы не очень и настаивали, у нас люди годами стоят, чтобы в план втиснуться. А он руками размахивает и кричит: «Я полвека материал копил, а какая-то девчонка будет меня исправлять. Я не милостыню прошу, это же для людей!» Словом, при таком обороте событий, видимо, придется ему самому и читать свою рукопись. Жаль только усилий — я почти уже включила его в план. Да что там говорить, труднее всего иметь дело с непрофессиональными литераторами. И жалко его — вид нездоровый, пиджак на локтях залоснился, плащишко — хоть сейчас на помойку. Работает здесь неподалеку в каком-то заштатном кооперативе, буквально за углом…

Серую литую вывеску кооператива «Питание» долго искать не пришлось, тем более, что Строкач ориентировался в центре, как в собственном письменном столе.

Поднявшись по пологим деревянным ступеням на второй этаж, среди озабоченно снующих дам и девиц он не обнаружил ни одного мужчины.

— Простите, пожалуйста, — обратился Строкач к ближайшей, — мне нужен Алексей Григорьевич Скляров.

Лицо кругленькой рыжеволосой особы, смахивающей на суетливого хомячка, на мгновение отразило сложную смесь чувств, а затем сложилось в услужливую улыбку.

— Алексей Григорьевич? — воскликнула особа. — Ну разумеется! Посидите минутку, он только что отлучился, я сейчас позвоню. — И потащила Строкача в небольшую, заваленную бумагами и старыми гроссбухами комнатенку.

— Вот здесь. А я сейчас, моментально.

Около четверти часа Строкачу пришлось размышлять о некоторых настораживающих странностях в поведении «хомячка» и причинах отсутствия Склярова.

Его уединение прервал стремительно вошедший в комнату рослый молодой мужчина с густыми, почти сросшимися на переносице бровями. Полуприкрыв дверь, он испытующе уставился на майора. Будь на месте Строкача любой гражданин, чья совесть не вполне чиста, его рука сама потянулась бы за документами — либо за оружием. Однако он остался сидеть совершенно неподвижно, вертя в пальцах зажигалку.

Обмен взглядами был прерван появлением нового действующего лица. Неприметный мужчина со слегка одутловатым лицом, в мятом сером костюме, до сих пор маячивший в коридоре, шагнул в кабинет.

— Успокойся, Вася, это Строкач из Ленинской прокуратуры.

Строкач тоже узнал вошедшего. Розыскник из Октябрьского. Фамилия выпала из памяти, но лицо хорошо знакомо. Напряжение спало, можно было переговорить подальше от любопытных ушей сотрудниц «Питания», благо Октябрьский райотдел не за горами. Хотя это было не совсем точно, ибо райотдел располагался как раз за небольшим терриконом.

Вообще, городской пейзаж напоминал популярную в пятидесятых годах живопись «производственного» жанра. Терриконы, надшахтные сооружения, эстакады и тому подобные достопримечательности торчали в самых неожиданных местах, отравляя воздух и уничтожая вокруг себя растительность.

— Окна у вас, братцы, как у нас в прокуратуре, — заметил Строкач, входя в кабинет.

— Везде это дерьмо. Сколько ни затыкай, все равно во все щели лезет. Жаль впустую тратить силы. — Чернобровый здоровяк Вася задумчиво оглядел свои ладони, припачканные черной пыльцой. — Тут продохнуть некогда. Давайте лучше посмотрим материалы.

Пока коллега Васи рылся в сейфе в поисках нужной папки, Строкач спросил:

— Так когда это произошло?

Тонкая папка шлепнулась на стол.

— Как раз позавчера, около семнадцати тридцати. Жил он рядом с работой, ходу тут десять минут максимум. Был он, как говорится, человек неприхотливый, хотя, говорят, любил готовить, это его хобби. Но сейчас с этим не разбежишься. Обычно за покупками ходила его жена, в тот день она вернулась около девятнадцати часов. Дверь квартиры была захлопнута — там английский замок, — и стопор защелкнут изнутри. Скляров всегда запирался, а уходя закрывал дверь на два замка. Муж оказался дома. Он висел у стены рядом с окном на крюке от картины — дешевой литографии. Сама картина валялась на полу. Ноги Склярова находились в метре от пола, то есть чуть выше подоконника. Он был босиком, и на правой ступне — многочисленные царапины и ссадины. По следам на коже запястий и вокруг шеи можно заключить, что перед смертью он отчаянно сопротивлялся. Сложения Скляров мелкого, но вовсе не дряхлый старик. До последнего дня бегал трусцой по утрам в любую погоду, был энергичен и бодр. В доме царил разгром, кроме того, тонкий капроновый шнур, на котором висел убитый, — тоже «чужой».

— А «пальчики»?

— Посторонних отпечатков нет. На коврике у входной двери обнаружена белая глина.

— Которая в городе имеется только в одном небольшом районе частной застройки. Приходилось мне сталкиваться с этой белой глиной. А круг знакомых Склярова изучили?