Вот и вся недолга…
А далее архиепископ Лука много и зажигательно говорит о том, что душа соединена с духом, и о том, что именно дух и есть в действительности то, что мы понимаем под душой.
После этого архиепископ Лука еще немного доказывает, что Библия, говоря о душе, говорит
Однако искать еще какой-то души у Войно-Ясенецкого не приходится. Я не могу его за это осуждать, тем более, что такая точка зрения, что души нет, а есть, с одной стороны, тело и его нервная деятельность, а с другой — дух Божий, возможна и даже вытекает из тех самых слов Библии о творении человека. Ведь там не сказано, что Бог вдунул душу в Адама, там сказано, что он вдунул дыхание жизни, а человек после этого стал душою живою…
Он ею становится после соединения духа с телом, а не обретает ее. Так, может, прав архиепископ Лука, и никакой души нет вообще, а есть только душевная деятельность, которую так глубоко научно описал великий академик Павлов? А что же в таком случае сейчас болит и печалится у меня в груди? Наверное, сердце. Оно ведь всегда очень тонко чувствует и переживает все, что происходит с душой…
Глава 3. Основы искусства святости. Епископ Варнава
В девятнадцатом веке в России родилось несколько одаренных исследователей, описавших свой аскетический опыт в православии. Я расскажу о них в следующих главах. Революция лишила русскую православную мысль возможности довести эти исследования до какого-то полноценного завершения. Считается, что такие великие мистики православной Церкви, как святители Игнатий (Брянчанинов) или Феофан Затворник, раскрыли лишь отдельные стороны аскетики. Полного же ее изложения русская мысль сделать не успела.
Однако начало третьего тысячелетия вдруг извлекло из небытия книгу, которая пролежала в рукописях более семидесяти лет и
по праву является итогом поисков всей русской аскетической мысли. Я говорю о сохраненных инокиней Серафимой (Лозанской) «Основах искусства святости» епископа Варнавы (Беляева) (1887–1963).Эта книга писалась в 1922–1928 годах. В годы гонений на церковь она много лет лежала в земле и увидела свет только в девяностые годы. Я не берусь судить, насколько глубок был сам Варнава как мистик, да и от его книги не требуется той же глубины, что была в отдельных сочинениях русских мистиков девятнадцатого века. Это, как говорится, «систематическое изложение» аскетики, как науки достижения святости.