Очкарик

— Это маскарад, не более! Молодежь выбирает белорусский лицей не из сентиментальности, это чистая расчетливость. Они знают, что, закончив эту школу, получат более высокий проходной балл, с которым больше шансов поступить в престижный, уже польский вуз. Не исключаю, что те двое детей, похитивших Ивону, — члены Национальной Хайнувки. К националистической охоте на «кацапа» их подбили мои хитрые компаньоны, якобы чтобы спасти польскую невесту. Это старый механизм. Использовать национализм для решения своих дел, целью которых являются только деньги. Бабки. Кэш, как говорят молодые. Не дайте себя обмануть мнимым мученичеством. Также было и с Бурым. Деревни стояли пустые. Имущество людей разграбили, дома разваливались. Землю власти поделили и заселили «послушными» и с «хорошей биографией», но польских белорусов уже нет. Так же как и нет деревни Залусское.

Саша подняла голову.

— Романовская показывала мне это место с дороги. Там чистое поле. Кусок ничьей земли.

— А вы слышали, что среди убитых было два брата Залусских? Василий и Янка. Может, это ваши родственники?

— Не думаю, — ответила она.

Саша просмотрела псевдонимы тайных сотрудников.

— Галонзка, Нил, Молот, Акула. Не хватает только Лупашки. Ведь это имена «проклятых солдат».

— Наверное, они считали это забавным. Шутка, — пояснил Петр. — Все досье, которые вы держите сейчас в руках, — это одновременно борющиеся за независимость белорусы. Они в семидесятых пытались вернуть свою землю.

— Вы же поляк.

— Я не знаю, кто я. — Петр пожал плечами. Он что-то рисовал на листке, вырванном из календаря. Видимо, умел делать несколько дел одновременно. — Был поляком, был и белорусом. Кто тут точно знает, кто он на самом деле? Понятие «чистокровности» сильно преувеличено. Это теория, не больше. Особенно в этих местах. Поэтому меня очень смешат эти активисты. С обеих сторон.

— Так, значит, Ивона жива? — перебила его Саша. Она распечатала новую пачку R1, целлофановую упаковку положила на блюдце. — С ней все в порядке?

— Квак заботится о ней. Они ждут фальшивые паспорта, по которым уедут из страны. Я им помогаю. Потом, когда все успокоится, может быть, съезжу к ним. Я никогда не был в Ирландии, хотя в свое время много где побывал. Разумеется, по работе.

— Кто им делает эти документы? Ваш ведущий офицер?

Петр кивнул на папки.

— Худой. Почитайте, вы догадаетесь, кто. Слова ни к чему.

Саша встала.

— Я вызову подмогу. Полиция должна присутствовать при осмотре.

— Раз это необходимо. — Петр согласно кивнул. Он смял записи вместе с целлофаном от Сашиных сигарет и сунул себе в карман, словно заметал следы. Термос, чашки и блюдца поставил на поднос и унес на кухню. Через минуту столик был совершенно пустой. Ничто не выдавало то, что здесь произошел долгий ночной разговор. — Но я покажу только вам. Потом можете делать эксгумацию. Без меня.

Она набирала номер, но Романовская несколько раз сбрасывала звонок. То же самое с Джа-Джой и Доманом. Получив от комендантши информацию о том, что она «не может говорить, так как находится на следственных действиях», решила написать ей эсэмэску. Сообщила, что едет на место преступления и попросила срочно связаться с ней. Ответа не было, но Залусскую это не удивило.

— Поехали, — распорядилась она. — Возьмите какого-нибудь водителя.

— Ни в коем случае, — ответил он. — Я не могу здесь никому доверять, кроме вас.

* * *

Алла ступала осторожно, почти бесшумно. За последние дни не упало ни капли дождя. Солнце же жарило просто адски, как в июле. Несмотря на то что от реки тянуло сыростью, луг абсолютно высох и ночью, в свете луны, напоминал скошенное ржаное поле. Этой дорогой старушка шла третий раз, но еще никогда так не боялась. Живая изгородь скрывала вход, и она не знала, как долго ей придется искать калитку. У нее был фонарик, но она, на всякий случай, не включала его. Когда Алла дошла до дома Косеков, ее опасения развеялись. Еще издалека она заметила вход, заклеенный красно-белыми полицейскими лентами. Она наклонилась, прошла под ними и уверенно потянула за ручку. Калитка была закрыта и опечатана, чего и следовало ожидать. Алла сунула ключ в замок и оказалась во дворе.