Одаренная девочка и прочие неприятности

Особенно факт, что тот странный, чудной уродец – ее дядя, родной брат матери. Бред какой-то. Они ж вообще не похожи! Мама, конечно, тоже была невысокой, но при этом мягкой, милой, с красивой улыбкой и роскошными локонами. Этот – Гена совершенно не хотела называть Игоря по имени – этот же был страшен как смертный грех и явно не особо счастлив, словно сама жизнь написала на нем: «Неудачник». Гену это радовало. Успеха он не заслуживал.

Свое детство Евгения помнила довольно смутно. Мама раз за разом бралась объяснять произошедшее, но часть событий девочка не могла понять в силу возраста, а другая за годы смазалась в памяти. Кажется, когда родители только начинали встречаться, открыто протестовал лишь мамин брат, остальные просто ждали, что с глаз Михаила – отца Гены – спадет пелена влюбленности. Мол, молодой еще, не нагулялся, это все несерьезно, а девок на сеновал таскать – так мужик же, чего с него возьмешь? Жареным запахло довольно быстро – отец отказывался ограничиваться совместными ночами и активно пытался стать законным супругом. Сначала подчиненные медведи похихикивали – ничего себе, как торкнуло беднягу! – а после пришли в ужас. Потапов на полном серьезе размахивал какими-то старыми актами и выписками о браках оборотней с людьми и настаивал на своем. Стая единогласно воспротивилась. Прочие оборотни – волки, лисы, даже бобры! – тоже. Михаил потребовал рассудить дело у Древних, и впервые за много лет созвали вече с самым старым из живущих перевертышей во главе. Судьбу Гены и ее родителей вершила Альма Диановна.

Запрет на брак был дан сразу и неумолимо. Обоснованием стало то, что вожак обязан продолжать свой род, а союзы с людьми всегда бесплодны. Михаил и тут отказался сдать назад, предъявив удивленной волчице любимую со вполне заметным животиком. Он не просто хотел жениться – он хотел узаконить права своего будущего ребенка.

Тут началось полное безумие. Мама говорила, мол, в жизни не слышала столько оскорблений, а уж у работницы миграционной службы опыта в этом хоть отбавляй. И ребенок-то, дескать, не Михайлов, а приблудный, и врет она все, шлюха подзаборная. Отец тогда очень тихо пообещал следующего такого говорливого лично убедить в неправоте – и зал смолк. Потом холодным тоном вожак медведей уточнил, кто из присутствующих реально верит, будто он мог не учуять чужой запах на своей женщине. И вновь тишина. Сказал, что уже расписался с ней в человеческом ЗАГСе.

А вот тут вече всполошилось снова.

Подобное было не по правилам, поскольку автоматом придавало неравному браку статус законного. Получалось, что все собрание – профанация, а Михаил уже поступил как счел нужным. Этого хватило на то, чтобы глава волков бросил вожаку медведей вызов, желая оспорить право властвовать над оборотнями. Левона – так звали волкодлака – поддержали соратники, отец же в дуэльный круг вступил один. Одолел троих, но силы были неравны. Все ждали, что молодой медведь отступится, изменит решение, но он отказался. В звенящей от страха тишине Левон Волков убил Михаила Потапова. Власть перешла к волкам, но несломленная воля вожака медведей дала его женщине статус законной жены, а ребенку – статус наследника.

Дальше, по словам родительницы, мир реально сошел с ума. Вече кричало, к матери Гены бросились волки, но наблюдавший за происходящим дядя наконец-то соизволил вмешаться. Мама говорила, что, несмотря на ужасную потасовку, Игорь каким-то чудом вытащил ее оттуда, помог спрятаться и пообещал обезопасить от оборотней. Свел с людьми, которым нельзя было доверять, но от которых можно было ждать помощи, – и исчез. Клялся вернуться, как только сможет.

Мама в это верила и ждала. Ждала да верила и сама Гена. И когда они переезжали из города в город, и когда мама заболела, и когда умерла, и когда саму Гену отдали в приют – ждала. Но шли годы, Игорь не возвращался, и детская психика старалась как-то это объяснить. Нет, он не мог от тебя отказаться, ни в коем случае. Он же твой дядя. Наверняка сейчас спасает мир, делает важные вещи, и нужно лишь еще немного подождать. Может быть, он пытался помочь тебе и его убили? Даже в такое верилось легче, чем в жившего себе припеваючи в АСИМ в тепле и безопасности дядюшку, пока Гена гнила невольной затворницей в набитом нежитью небоскребе. Да все на свете было лучше, чем понимание факта: Игорь ее бросил. Они же одной крови! Но Гена видела изменившееся лицо дяди. Он ее боялся. Оказался ничуть не лучше остальных.

Если даже единственный член семьи смотрит на тебя с ужасом, это довольно нехило бьет по самооценке; и Евгения чувствовала, как внутри что-то надламывается. Он назвался учителем. Только бы вел не у них. Любой предмет – только не у них. Такую пытку она не выдержит, вмажет по наглой, самодовольной харе за всех: и за себя, и за маму, и за отца. Родственничек, ага. Бросил и сбежал. Не помог.

Слабак.

Урод.