Остаток дня Кирилл размышлял, пытаясь понять, чего мог не учесть, но всё новые и новые подробности картины мира из уст домовых лишь усугубляли ситуацию, и в конце концов беглый богатырь просто смолк. Молча выслушал внезапно возникшую перед ним запись предупреждения от сына. Молча кивнул, соглашаясь с его аргументами. Молча заснул, с непониманием глядя в потолок, заменявший небо. Молча съел завтрак, радушно предоставленный хозяюшками-домовыми, но, к сожалению, по-прежнему состоящий из пакетированного чая, доширака, пары ломтей хлеба и кипятка. Молча ждал, пока наконец не скрипнула тихонько дверца и не показалась взъерошенная голова молодого богатыря.
В гараж Дмитрий вошел подозрительно: сын толкал собственный мотоцикл с такой осторожностью, словно тот был замаскированной бомбой с часовым механизмом. От Кирилла не укрылись и некоторая нервность, которой парень успел обрасти за прошедший день, и довольно странный выбор одежды. Ладно, предыдущую вариацию на тему «Я весь такой таинственный и в черном» Бляблин еще мог понять – пижон, что с Димки взять, весь в родного папашу, – но теперь вопросов стало больше. Взрослый мужик, оперативник – и в розовой рубашке? Ох, мир, ну и сдал же ты за эти двадцать лет…
Встретив сына гробовым молчанием, Кирилл дождался, пока тот поставит мотоцикл, подошел и крепко обнял. Дмитрий аж застыл. Переспросил с сомнением в голосе:
– Бать, ты тут часом кукушечкой не двинулся?
– Господи, как ты в таком мире вообще выжил, – явно игнорируя вопрос, произнес Кирилл и внезапно вцепился в плечи младшего алешковича, внимательно глядя в глаза. – Что вам в училище постоянно твердили?
– Ты о чем? – растерялся ДТП.
– О том. – Кирилл сощурился и вгляделся в лицо сына, словно пытаясь разгадать тайны мироздания. – Всегда есть какая-то надоедливая фразочка, клише, которое вбивают в голову. Что-то вроде «Настоящий богатырь должен…», а далее – по вкусу.
Вопрос был не из тех, которые встречаешь на утренних викторинах, и Дмитрий задумался:
– Ничего особенного не припоминаю… Хотя стоп. Да, было дело. Нам часто мозги полоскали, дескать, богатыри – последняя тонкая линия обороны мира от чудовищ.
– Кирпич силикатный мне в лобовуху, – выругался Кирилл.
Дима ухмыльнулся, и винить парня за это отец не мог: старик Радамант часто использовал такое выражение, и наверняка вживую слышать подобную преемственность поколений оказалось забавно. Однако ДТП уловил наконец настроение Кирилла, с беспокойством глянул в сторону – на свою Спящую Красавицу, не иначе – и соизволил поинтересоваться:
– Что-то пошло не так?
Отец тяжело вздохнул:
– Все пошло не так. Вообще все, понимаешь?
На лице младшего богатыря осознанием и не пахло.
– Не понимаю. Что-то случилось, пока меня не было?
Как объяснить пацану причины, по которым нынешний, привычный ему мир очень и очень неправильный?
– Скорее, что-то случилось, пока не было меня. У вас полный треш. Хрень. Светопреставление. Все катится в бездну, а ваши делают вид, будто это в порядке вещей.
– Да о чем ты?
– «Богатыри – оборона мира от чудовищ», так? – переспросил Кирилл, устало плюхнувшись обратно на диван.
– Да. Ну, нам так говорили, – с толикой сомнения подтвердил Дима.
Беглый богатырь откинулся на подушки и вновь вперил взгляд в плохо прокрашенный потолок.
– А в мои времена нам вбивали, что богатыри – основное связующее звено между людьми и сказами. Разницу чуешь?
– Разделять, а не объединять? – задумчиво протянул ДТП.
– Бинго! Кто-то повернул не туда и старательно удаляется от трассы уж лет двадцать. А я никак не пытался это исправить.
Внезапно в их разговор вклинился тоненький голосок:
– Ну почему ж не пытался-то? Пытался, и преизрядно. – Тщательно протиравший тряпочкой боковое зеркало мотоцикла Лохматыч явно ушел в свои мысли. – Просто не сам, а по указке.
Богатыри переглянулись, но это осталось незамеченным занятым делом домовенком.
– Чьей? – прямо спросил Кирилл, не веря своему счастью.
Лохматыч пожал плечами:
– Чернобровки, ясен-красен. У кого еще яиц бы хватило дернуть стоп-кран?
На него тут же зашикали со всех сторон, и домовенок, ойкнув, поспешно зажал рот ладошками. Но было поздно: первый кусочек пазла последних двадцати лет жизни Кирилла встал на свое место.