Одержимые войной. Доля

Беллерман слушал вполуха. Всё, что говорил собеседник, было второстепенным. Самое важное было другое. Почему он говорил? Кто позволил? Как он смог выйти из-под контроля и начать «наезжать» на своего хозяина?! Впервые Дмитрий пробовал «играть мускулатурой» перед профессором. Он всё равно оставался мальчишкой подконтрольным, хотя и считал, что уже равен Беллерману. С тех пор, как, успешно закодировав своего «Испытуемого Д», Беллерман полностью взял под контроль не только поведение, но и волю председателя общественного фонда ветеранов, инвалидов и семей погибших в Республике Афганистан, ни разу Дмитрий Павлович не позволял себе не то, что повышать на него голос или спорить с ним, не говоря уже о каких-либо упрёках с его стороны, но и даже просто иметь своё отличное от профессора мнение. Неужели катастрофа зашла так далеко? А что если самая суть методики, десятилетиями отрабатываемой на сотнях и сотнях душевнобольных людей, оказалась неточной и на определенном этапе просто-напросто демонстрирует свою непригодность???

– Дима, – неожиданно мягким, стелющимся тоном начал Беллерман, ловко перебив собеседника, – ответьте мне на один вопрос. Вы давно знаете человека, который вам принёс информацию? Только не говорите, что это Костя Кийко! Не вешайте лапши. Кто это?

– Разумеется, я видел его в первый раз в жизни.

– Замечательно. А теперь скажите мне, почему человеку, которого в первый раз видите, вы поверили больше, чем вашему многолетнему психоаналитику, консультанту, старшему товарищу и, можно сказать, другу, с которым так давно работаете бок-о-бок? Почему? – наконец, на том конце воцарилось молчание. Кажется, зацепил, попал в точку. Не дожидаясь ответа, Беллерман развил атаку:

– Я вам скажу как профессионал простую вещь. Когда мы сталкиваемся с чем-то ярким, меняющим привычные представления или проливающим на привычное новый свет, мы склонны верить поразившей нас яркости больше, чем всему накопленному прежде опыту. Поверьте мне, дорогой мой Дмитрий Павлович, вы оказались жертвой типичного заблуждения. Допустим, ваш собеседник действительно владеет какой-то необычной информацией. Её, между прочим, в любом случае уважающий себя политик сначала проверит. Но это так, в сторону. Так вот, допустим, что владеет. Что это меняет? Помнится, я всегда говорил: предназначение Дмитрия Локтева – власть. Настоящая власть. А вхождение во власть требует не только получения её символов в виде денег, а ещё и принесения определённых жертв. Вас что, пугает кровь? Вы же ветеран Афганистана! Вам показали какие-то предварительные планы какого-то нового путча. Да сейчас только ленивый не говорит о новом путче. После майских событий, после Съезда, с бесконечным трёпом о новом союзном договоре всем ясно: противостояние старого и нового нарастает. А уж каков будет сценарий столкновения, вопрос открытый. Тут могут быть варианты. Ваш информатор может быть далёк от действительности, а может, провоцирует вас.

Беллерман перевёл дух. Кажется, ему удалось убедить оппонента. Трубка безмолвствовала. Что-то в ней пощёлкивало, будто не человек работает мозгами, переваривая услышанное, а допотопная электронно-вычислительная машина с шумом вращает свои многочисленные шестерёнки в поисках требуемой ячейки на многокилометровых магнитных лентах, намотанных на громоздкие диски. Наконец раздался сухой кашель, и собеседник проговорил:

– Может, и так. Но почему вы меня не предупредили о том, что некто может владеть стратегической информацией, какой не владею даже я? Может, потому, что вы и сами ею не владеете?

Догадка озарила Беллермана. Невидимый собеседник, напрашиваясь на визит, знал, что профессор откажет. Точно знал. А если знал, значит, напрашивался для отвода глаз. Чтобы профессор потерял бдительность. Разговор был рассчитан именно на телефон, когда основная часть приёмов воздействия на собеседника недоступна, а главное, когда невозможно точно установить личность говорящего. Изготовив из человеческого материала не менее двух сотен всевозможных двойников, Беллерман прекрасно знал, что самое простое – добиться голосового подобия. С этого кормятся пародисты и имитаторы, которых в последнее время, в том числе, и не без участия специалистов 13-го отдела, развелось в стране видимо-невидимо. На том конце провода не Локтев, а его «фонический двойник»! И цель разговора совершенно очевидна, и вообще всё встаёт на свои места. Впервые за четыре года профессор уходит в отпуск, и ему устраивают проверочку. Что ж, молодцы! А он едва не сплоховал.

– Господин проверяющий! – бодро воскликнул профессор. – Будь…