Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России

Политические воззрения психиатров, с одной стороны, кажутся далекими от темы кликушества в русской деревне, но с другой – напоминают историкам о беспокойстве, охватившем на рубеже XIX–ХХ веков представителей всех классов российского общества. Кликуши и эпидемии одержимости были реальностью, а не выдумками психиатров, надеявшихся оправдать свое существование. Однако, попав в ловушку собственной профессиональной неуверенности и убежденности в том, что Россию должен спасти научный рационализм, они клеймили кликушество как девиантное женское поведение, неприемлемое в модернизирующемся обществе. Подобно тому, как для образованного общества бродячим призраком стало хулиганство как пример мужского девиантного поведения неуправляемых юношей и крестьян-отходников, для психиатров метафорой патологического явления, свойственного деревенским женщинам и появляющегося в городах по остаточному принципу, стало кликушество. Хотя ни один из психиатров письменно не поддержал заявление Якобия о том, что кликушество являлось признаком возвращения к примитивизму, извращения патриархальных отношений и гинекократии, они тем не менее рассматривали женскую сексуальность как источник иррационального мышления и поведения. Они предлагали разные диагнозы, заимствуя разнообразные идеи у своих европейских коллег, которые также не могли прийти к согласию относительно этиологии истерии и других форм того, что они определяли как психические заболевания. В конце концов, российские психиатры надеялись перенести деревню в новую эпоху, бросив вызов религиозным убеждениям крестьян и православной церкви, которые они считали суевериями и фанатизмом. Вряд ли они понимали, что триумф научного рационализма и контроль психиатров над тем, что они классифицировали как психическое заболевание, в свою очередь приведет к кодификации до сих пор приемлемых типов поведения в качестве аномальных и отныне нездоровых. В то же время, тщательно исследуя отдельных кликуш, решительно веривших в возможность порчи и одержимости бесами, эти люди науки послужили историкам, которые могут теперь изучить эти сведения.

Глава 5. Разбирая множественные реальности

Предшествующая часть книги была главным образом сосредоточена на том, как кликуши Российской империи стали предметом споров. Начиная с Петра Великого государство преследовало их как симулянток и девиантных членов общества. Эти женщины привлекали внимание и Русской православной церкви. Интерес к кликушам проявляли также писатели, этнографы, психиатры и врачи. Церковь использовала их, чтобы подтвердить возможность чудес и свою собственную актуальность в изменяющемся, все более наукоцентричном и материалистическом мире. Писатели середины XIX века обращали внимание на тяжелые условия жизни крестьянок, рассматривая одержимых бесами женщин как образ России – то России, запятнанной крепостничеством, то благородной и героической. Этнографы и другие исследователи крестьянства сосредоточились на том, что они считали девиантным поведением, которое можно было искоренить, только просвещая крестьян, раскрывая им глаза на бессмысленность их суеверий и собственное невежество. Психиатры рубежа XX века вступили в словесную битву с Русской православной церковью, пытаясь вырвать у священников контроль над кликушами и распространить свой авторитет на сельскую местность. Одержимость бесами, которая могла быть незначительным обстоятельством в жизни русских крестьян, в государстве, которое боролось за модернизацию, приобрела гораздо большее значение.

Кликушество стало одним из многих аспектов крестьянской жизни, которые символизировали в глазах образованного российского общества отсталость, извращенность, хаос, страдания, иррациональность и невежество. Такие черты демонстрировали инаковость русского крестьянства, которую государство или специалисты должны были победить своей прогрессивностью, нормальностью, упорядоченностью, рационализмом и знаниями. Даже люди, не считавшие, что любые аспекты нового мира так уж полезны России и русскому крестьянству, например Н. В. Краинский, сетовали на обскурантизм деревенской культуры и мышления. Третья сторона, представленная такими голосами, как Ф. М. Достоевский и представители православной церкви, предостерегала от косности представления мира в черно-белых красках и находила духовное утешение в некоторых якобы отрицательных чертах крестьянства.

Учитывая сложность риторики и голоса кликуш, лишь косвенно различимые в записях, выполненных образованными профессионалами и монахами, может ли историк раскрыть личность самих одержимых и предложить правдоподобные объяснения их поведению, не будучи при этом обвиненным в академическом высокомерии? Избежать последнего, наверное, невозможно, но историкам необходимо раскрыть, как именно общества прошлого функционировали и понимали окружающий их мир. Подобно антропологам и ученым, историки стремятся выявить как универсальные, так и уникальные черты различных обществ.