Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России

Истинными виновниками вышеупомянутого дела, с точки зрения сенаторов, были кликуши. Сенат охарактеризовал их как «несколько беспутных женок и девок, [которые] притворяясь быть испорченными, по злобе и в пьянстве выкликали имена вышеобъявленных несчастных людей». Соответственно, эти женщины ложно обвинили указанных лиц в том, что те стали причиной их одержимости[108]. Ключевым здесь является то, что Сенат заостряет внимание на том, что кликуши – женщины. Если в предыдущих законах и делах используется гендерно ориентированный термин «кликуши», то к тому же упоминается возможность мужчин быть кликунами и иногда мужчин называют в числе жертв одержимости. Однако здесь уже нет никаких сомнений в гендерном аспекте кликушества как специфически женского девиантного поведения. Характеристика кликуш как пьяных является отсылкой к аналогичному высказыванию Отца Церкви Иоанна Златоуста, осуждающего пьяных женщин, которые невольно становились инструментом злых сил

[109]. Используя прилагательное «беспутные», сенаторы также вторили настроениям, выраженным Священным синодом в деле 1733 года, где говорилось о лжекликушах. Добавление непристойного сексуального поведения к списку характеристик кликуш сделало самих женщин, а не бесов, ответственными за содеянное.

Сенат посчитал, что не допросить кликуш было ошибкой следствия, вместо чего ложные признания были добыты путем истязания невиновных. Вследствие этого он приказал публично наказать виновных в беззаконии на мирском сходе: кликуш бить плетью, а сотских и старост – батогами. Сенат объявил, что подробности и исход этого досадного дела, а также необходимость соблюдать указы Петра I и Анны Иоанновны о кликушах должны быть доведены до сведения официальных лиц не только в Архангельской губернии, но и во всех других провинциях и регионах. Более того, в решении Сената говорится, что каждому здравомыслящему человеку известно, что невозможно принести вред кому-либо сверхъестественными средствами[110]

. Таким образом, постановление Сената 1770 года подчеркнуло невозможность как для государственных чиновников, так и для православной церкви привлекать к ответственности кликуш или других преступников, сохраняя веру в чародейство и волшебство.

О продолжающемся нежелании церкви наказывать кликуш по закону свидетельствует заявление 1785 года епископа Архангельского и Холмогорского Вениамина. Доводя до сведения архангельского губернатора дело о 19 кликушах, он тем не менее просит не наказывать тех как преступников. Епископ подчеркивает, что, поскольку эти люди страдали от естественных болезней, им требовались средства для исцеления[111].

Лишь в XIX веке уголовные суды начали отвергать предположение, что люди действительно могут получать сверхъестественные возможности с помощью магических средств. В первой половине века судьи осуждали предполагаемых колдунов и ведьм, но с большей охотой, следуя законам, обвиняли их в нарушении порядка и обмане. Однако к середине века, когда вера во вредоносную магию осталась в основном среди крестьян и бедных городских жителей, судьи заявили о своем нежелании рассматривать такие дела. Уголовные суды в XIX веке с гораздо большей вероятностью судили кликуш по обвинению в мошенничестве[112]. Соответственно, судьи чаще консультировались с врачами для проведения медицинской оценки кликуш[113]

. Обученные находить конкретные недуги, врачи отвергали одержимость бесами или колдовство как способные вызвать кликушество, предпочитая использовать все более популярный термин «истерия» для объяснения этой «женской болезни».

Русская православная церковь, однако, по-прежнему неохотно следовала Духовному уставу и государственному закону по этому вопросу, не стремясь передавать кликуш гражданским властям. Сопротивлялась церковь и искушению возложить на одержимых ответственность за их действия. Объяснение стойкого нежелания церкви наказывать кликуш можно найти в отношении церкви к дьяволу и бесам, а также той роли, какую чудодейственные исцеления одержимых играли при выявлении и канонизации православных святых. Покуда чудодейственные изгнания нечистой силы продолжали символизировать религиозную истину, церковь не была готова низвести одержимость бесами до статуса простого суеверия.

Торжество православия над дьяволом