Один

Но человек так уж устроен, что спохватывается всегда слишком поздно. Сразу ведь не придумаешь, для чего и что может пригодиться. Если бы, к примеру, я знал, что попаду на необитаемый остров, ой-ей-ей чего бы не насовал в карманы!

На всякий случай прошел к тому месту, где лежал тузик. Конечно, его не было. Смыла волна.

Ближе к мысу Форштевня, за Левыми скалами, нашел две отличных доски. Долго возился, прежде чем вытащил их из водорослевой грязи и поднял на сухое место. Каждая была в три моих роста, толстая и очень тяжелая.

По моим подсчетам, для крыши нужно не менее пяти досок шириною примерно в три ладони. В крайнем случае можно было обойтись четырьмя - положить их на некотором" расстоянии друг от друга и щели закрыть плоскими камнями. Сверху для прочности навалить еще несколько слоев камней, перекладывая каждый слой полиэтиленовой пленкой, чтобы не пробивало водой. Стены обязательно выложить в рост: мне уже надоела палатка, в которой в самом высоком месте - у выхода - можно было стоять только полусогнувшись.

Попутно с поисками досок я собирал теперь на берегу всю пленку, которая попадалась на глаза. Меня поражало ее количество. Откуда она взялась здесь, на моем острове? Мне попадались даже большущие мешки из толстого полиэтилена и отдельные листы, в которые можно было завернуться, как в простыню. Разных флакончиков со стершимися надписями и остатками шампуней и каких-то хозяйственных жидкостей я находил множество. В моем хозяйстве было уже восемь больших полиэтиленовых бутылок и одна бледно-зеленая канистра на целое ведро воды. Как они попадали на остров, было ясно: у них имелись завинчивающиеся пробки и по воде они плавали как пузыри. Полиэтилен настолько гибок и прочен, что его не разбивает даже о самые острые рифы. Мешки - тоже ясное дело. В их уголках сохраняется воздух, и они тоже не тонут. Но как гоняло по волнам листы полиэтилена, этого я никак не мог понять. Они же тонули в воде - и меж тем каким-то образом их выбрасывало прибоем. Загадкой оставались для меня и заграничные консервные банки из тонкого алюминия. После каждого шторма их на берегу оказывались целые залежи.

К полудню я отыскал еще две доски, поменьше первых и немного потоньше. Попалось несколько бревен, вернее, древесных стволов с оббитыми сучками, на они так пропитались водой, что не сдвигались с места.

Я прошел почти половину расстояния от бухты до мыса Форштевня, как вдруг впереди, за камнями, увидел какое-то черное блестящее животное. Оно лежало, распластавшись, на узенькой галечной отмели, и мне показалось, что оно ранено и не может ползти по берегу.

Затаив дыхание, я присел на корточки, нашарил рукой увесистый булыжник и начал тихонько подбираться к камням. Я знал, что к этим островам иногда заплывают тюлени, каланы и котики. Отец, возвращаясь из научных поездок, часто рассказывал о временных лежбищах этих животных на глухих островках. Может быть, и на мой остров невзначай заплыл небольшой тюлень? Тогда я могу оглушить его камнем и уж ни один кусочек мяса, ни одна косточка, ни один лоскуток шкуры не пропадет у меня даром! За этот месяц на острове я так научился ценить каждую мелочь, так привык обходиться самым малым, что, наверное, если когда-нибудь попаду домой, то буду трястись над каждой спичкой и десять раз подумаю, прежде чем чиркну ею о коробок.

Я подполз к камням, отделяющим меня от отмели, и осторожно выглянул.

Их было целых пять!

И не черные, а темно-бурые, с каким-то угольным отливом.

Тюленей я знал по фотографиям и рисункам в книгах. Эти не были похожи на них: ростом поменьше и ласты у них какие-то узенькие и очень гибкие, совсем как руки. Двое лежали на боку, лениво похлопывая себя ластами по животам, трое сидели у самой воды на камнях, приподняв переднюю часть тела, и смотрели на море. Головки у них были круглые, с большими темными глазами и с более светлой шерстью около ртов. В стороны топорщились черные волосины усов, совсем как у кошек. Наверное, все-таки это были котики.

Что делать? Подобраться на самое короткое расстояние к тому, что ближе ко мне, и изо всей силы трахнуть его булыжником по голове? На вид они были совсем неповоротливые, беспомощные. Может быть, мне удастся убить и одного, и другого. Вот было бы здорово! Из шкур сделать куртку, а мясо навялить впрок. Я прикинул, что каждый из них был не меньше двадцати килограммов весом.

Я уже не задумывался, смогу ли убить. Голод задавил все чувства. Сейчас я мог бы, наверное, прикончить даже быка. Дело шло о жизни и смерти, и каждое летающее и ползающее существо я теперь рассматривал как добычу.

Прихватив поудобнее булыжник ладонью, я на четвереньках пополз вдоль камней, отделявших меня от ближайшего котика. Время от времени я поднимал голову и осматривался.

Сначала котик лежал спиной ко мне. Потом он перекатился на спину, похлопал себя ластами по животу и зажмурил глаза. Второй, шагах в десяти от первого, спал. Он лежал спиною ко мне. Остальные все так же сидели, задрав вверх головы. Так иногда сидят загорающие на пляже.