Читаем Один полностью

Напиваться просто не люблю, а так бы напился, чисто эгоистически не люблю, ибо знаю, как сильно на следующий день, или даже сразу ночью голова будет болеть.. Поэтому не практикую. Так, в умеренных дозах, не более. Так что поедем домой «напиваться».. Возвращаюсь, прихватив по дороге банку пива..


Вот он, кстати, тот мой старый «манифестный» текст про парлептипность, я уже кажется забыл про него: О парлептипности


Слово «парлептипность» образовано от английского «pure» – «чистый», с намерено неправильным его прочтением, по аналогии со сленговым вариантом неправильного прочтения слова «punk» – «пункер». Соответственно, к французскому «говорению» этот неологизм никакого отношения не имеет, хотя (так же намеренно) первоначально к нему как будто бы отсылает. Возникновение этой второй «намеренности» обосновывается двумя факторами: – увидев, что не всё «лежащее на поверхности» таковым «лежащим» и является (первое), но тем не менее всё-таки желающий понять этот термин читатель, раскрывает его первичную этимологическую подоплёку, идущую от вышеназванного английского «первоисточника» – «чистоты», и таким образом уже более чем на половину начинает понимать, о чем здесь идет речь (второе).


Действительно, наиболее близкими смысловыми аналогами парлептипности в русском языке могли бы быть слова, характеризующие предмет в  максимально чистом, первозданно-сущностном варианте его состояния, например, «сверхсамокопание», «сверхчистоплотность» (в контексте попытки реализации желания «докопаться до самой сути, до самой сущности» первопричины тех или иных человеческих поступков), но именно потому, что эти условно-сконструированные, мало употребляемые слова в свою очередь ограничены излишне лапидарной конкретикой, не совсем точно и несколько разнонаправлено передающей смысл парлептипности, именно поэтому появление этого нового многосмыслового термина я считаю оправданным и необходимым.

Парлептипность затрагивает вопросы «честности» и «сверхчестности» тех или иных поступков человека не только в контексте поведенческого «самокопания», но и в контексте базовой жизненной стратегии существования современного человека. Например, круто, когда человек живет «праведно», зная, что в последствии за всё он будет держать «ответ перед Богом», но как минимум, не менее круто, когда он живет праведно, зная, что «там ничего нет». И кто из этих двух человек более парлептипен?

Как невозможно познать бесконечность, состоящую из точек бесконечности, так невозможно и докопаться до сущностного, не испортив его предварительным анализом «определения» сущности. Так же, как невозможно познать «чистую» истину, а можно лишь с помощью образа иногда видеть её мерцающую квинтэссенцию.. В то же время «мерцающая квинтэссенция» интересна сама по себе, так же, как очевидно интересен и путь к парлептипности (или по-другому – протопарлептипность) в ситуации недостижимости самой цели пути.

Каждый настоящий художественный жест своим «озарением происходящего» максимально приближает, но затем тут же переносит зрителя за границу только что мелькнувшей парлептипности, форматируя вокруг себя в процессе проистекания события двустороннюю (до и после «озарения») ауру «прото».. И чем сильнее эта аура, тем мощнее художественное высказывание.

Любая неразъяснимая, но вдохновительно-состоявшаяся ситуация парлептипна как реализованная (не)совозможность. Парлептипность – это открытый цвет «чистой любви». Парлептипность поэтична, но ещё более поэтичен путь к ней.


Да.. Были времена. Придумывал что-то, чего раньше не было, было дело, пытался как-то распространить это, значит была в том такая вот для меня необходимость. Значит хотел и пытался что-то сказать, чтоб услышали. Чтоб оставить след. Может быть что-то и получилось (раз уж и граффити из твоего слова вон, создают).. Ладно, опять ты об этом. Давай не будем опять. Не будем, как скажешь.


Не будем конечно. Только вот.. Только вот вся штука в том, что я кажется начинаю кое-что понимать.. Что ты начинаешь понимать? Вот что. Вот что я начинаю понимать..


Смотри, перечитай.. Смотри, ты пишешь: «Любая неразъяснимая, но вдохновительно-состоявшаяся ситуация парлептипна как реализованная (не)совозможность». Представляешь: неразъяснимая ситуация – это же как раз наш случай. Ты понимаешь? Не совсем. Смотри, когда ты писал этот текст? Давно.

Вот именно, давно, то есть ты писал этот текст (тогда) и (словно) тогда же знал, что с тобой произойдет в будущем, не знал, а всё-таки написал.. написал, словно предвидел.. понимаешь? Не совсем, вернее, ну допустим, понимаю и что? А то, дальше читай: эта состоявшаяся ситуация парлептипна как реализованная (не)совозможность. Парлептипна! Ты практически достиг состояния парлептипности, попав в эту нашу текущую ситуацию. Понимаешь?!.. Понимаешь, насколько это круто! Круто.. кажется понимаю.. но не совсем (ещё) понимаю. Не понимаешь? Прочитай полностью этот кусок: как реализованная (не)совозможность!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза