Один день Дениса Ивановича. Хроники конца света

– Ночью всех ваших взяли.

– Наших? – удивился Маркашов. Первой его мыслью было, что армии заговорщиков все же пришли к Иерусалиму. Но он тут же отверг ее как совершенно абсурдную.

– Ваших… Акумов. – сплюнул иудей. – Всю ночь брали.

И он обвел рукой горизонт, словно призывая кресты в свидетели правдивости своих слов. Маркашов знал, что в последнее время в Иерусалим собрались многие христиане – среди них распространилось странное поверье, что вскоре здесь с неба сойдет последний православный царь и примет правление над всем миром. «Вот и сошел…» – горько усмехнулся Маркашов, вспомнив Емануила.

Впрочем, долго размышлять ему не пришлось. Уже подошли палачи, трое усталых рабочих в черных кожаных фартуках. На их лицах не отражалось ничего, кроме отвращения к работе. Один из них вез тележку для гольфа, набитую инструментами. Деловито переговариваясь на иврите, они подтащили Маркашова к кресту, лежащему на земле перед глубокой и узкой ямкой, и расхристали на нем свою жертву. Освобожденные от наручников руки Маркашова полицейские развели в стороны и прижали к поперечине, а рабочие ловко и быстро примотали их толстой бечевкой. Затем достали несколько длинных граненных штырей, больше похожих на железнодорожные костыли. Один из палачей приставил штырь к запястью жертвы и занес здоровенный молот с металлической рукоятью над головой. «А рисуют почему-то всегда в ладонь», – еле успел удивиться Маркашов перед тем, как его расщепленную кость пронзила невыносимая боль. И потерял сознание.

Очнулся он уже к полудню. Солнце стояло в зените и сожгло, казалось, всю кожу на лице. Губы, словно земля в засуху, потрескались на полметра вглубь, глотка превратилась в пересохший бездонный колодец. Ни рук и ни ног он уже не чувствовал. Очень болело в груди, выкатившейся ребристым колесом наружу, вспухшей в одном затяжном вдохе, да так и не сумевшей выдохнуть. И только глаза ему по какой-то чудесной случайности не отказали. Наоборот, они словно стали двумя окулярами оптического прицела, через который он мог увидеть во всех подробностях не только то, что творилось вокруг, не только иерусалимские холмы, проросшие крестами, но и то, что творилось далеко за городом. Ему, как человеку военному, было бы без сомнения, очень интересно то, что он увидел, не будь в его руки и ноги вогнаны тридцатисантиметровые стальные стержни.

Там, на севере, в долине Мегиддо, спешно готовили позиции правительственные войска. А со стороны Ливана, поднимая клубы пыли, немилосердно дымя черным соляром прямо в поблекшее от жары небо, боевым строем шли танки и мотопехота повстанцев. Первые взрывы уже накрыли окопы Емануила. Черный дым разливался по небу все шире, смыкаясь со вставшей над морем мглой. На юге же в воздух поднялись огромные стаи птиц, облако птиц было не менее черным, и не менее громадным, чем грозовое облако на севере. Молнии реактивных снарядов прорезали мглу, падая огненным градом, вспышки их иногда сливались в сплошные стены огня.

Но мгла неудержимо разливалась по небосводу, закрывая солнце; тьма быстро поглощала обе враждебные армии. Вспышки разрывов во тьме сверкали все реже и реже, пока, наконец, совсем не прекратились. В полдень ночь упала на мир.

И через мгновение грохот грома поколебал землю. Рушился Иерусалим, рушился Третий Храм, пали ниц Золотые ворота, расколов гордую своим золотом виноградную гроздь на мельчайшие осколки. Черное небо прорезал блестящий зигзаг, вспоровший тьму, как вспарывает кинжал закрывшую свет завесу. Затем еще один – поперек. Знамение Креста, сияющего и победоносного, вознеслось над тьмой. Маркашов видел четко и несомненно, как из самого центра Креста, вместе с лучами света, появился Всадник на белом коне. Он был невероятно далеко, но все же Маркашов видел как пламенеют Его глаза, как сверкает на Его голове тиара, собранная из множества корон, вздетых одна над другой. Кровавая, как императорский багрянец, одежда была на Нем. И воинства небесные следовали за Ним на конях белых, облеченные в виссон белый и чистый. Уста Его произнесли слово, непроизносимое тысячи лет, – великое, славное и страшное Имя Божие.

Луч ярче тысячи солнц вышел из уст Его и в мгновение ока долетел до земли. И ударив в землю там, где собралось войско Емануила, поразил всех. А затем зримой взрывной волной, ослепительно-белым кольцом, покатился по лику земли. Маркашов видел, как стена все попаляющего пламени приближалась к нему, и не мог отвести от нее взгляд – так она была прекрасна в своей первозданной мощи и чистоте.

– Господи! – выдохнул он, и огненный вал накатил на него.

А потом пошел дальше.