Время от времени я поглядывал в сторону Радужного, откуда гипотетически могла прийти подмога, чтобы вовремя дать знать о ней Греку своей пальбой, после чего уйти в заросли. А если понадобится, и в горы. И еще я гадал о судьбе Демьяна. Откровенно говоря, в связи со всей этой ночной суматохой о его существовании я на некоторое время успел забыть. Жив ли он? Вполне возможно, его убили сразу же, как только началась стрельба. Но что в этом случае могли сделать мы? Чем помочь?
Еще я размышлял о том, чем для меня обернется встреча с Греком. Теперь, когда их разыскал. Вернее, они меня нашли. Ну почти разыскал. Или почти нашли. Сомнительно, конечно, чтобы они взяли на меня заказ — не те это люди, но теперь многое может измениться. А самое главное, мне придется сделать выбор — отправиться вместе с ними или продолжать делать то, для чего сюда и прибыл. С другой стороны, и сам Грек, и другие тоже страстно мечтают вернуться на Землю, недаром же они хотели отправиться к пику Вероятности. Возможно, их заинтересует мое предложение попытаться найти портал. Или вместе убедиться в том, что его не существует, чтобы избавиться от лишних иллюзий.
И еще я думал о Светлане. Как бы то ни было, нас с ней связывает нечто большее, чем просто дружба. Ситуация может оказаться не слишком для меня приятной: придется оправдываться и перед ней, и перед Лерой. Хотя, наверное, нет — только перед Валерией. Светлане я ничего не обещал и ни в чем ей не клялся. Но если Света полезет ко мне целоваться на глазах у Леры, неизвестно, как отреагирует та, которую люблю по-настоящему.
Или мне кажется, или все на самом деле так происходит из-за большей продолжительности суток, но рассвет на этой планете длится куда дольше, чем на Земле. Сутки здесь определенно длиннее, и их продолжительность даже мне при желании удастся установить. Чего там сложного? Воткнул палку, сделал отметку, когда тень от нее самая короткая, засек по часам, которые показывают земное время, и жди следующего полудня. Разница покажет, насколько местные сутки длиннее. Наверное, покажет. Но в любом случае они определенно отличаются от земных.
Наконец рассвело полностью. И теперь, при свете дня, хорошо было видно, что в лагере нет ни малейшего шевеления. Трупы, а их было достаточно, лежали в полной неподвижности, что и немудрено, и совсем неудивительно. Но не было видно и тех, кто все еще жив.
— Нормально их проредили! — заметил Трофим. — Я семнадцать насчитал.
Самому мне удалось обнаружить на одного меньше, но это ничего не меняло. Единственное, что можно было сказать точно: половина или даже чуть больше валяются мертвыми на песке. Кирилл не смог ответить, сколько их именно. Сказал лишь: человек двадцать пять — тридцать. Так сколько же их осталось в живых? Четырнадцать, если их три десятка и отнять те, чьи тела удалось насчитать мне? Восемь, если их двадцать пять и принять во внимание подсчет Трофима? А если больше тридцати? Это важно, ведь даже один-единственный несет в себе потенциальную угрозу. Оставалось только надеяться, что у Грека куда более точные данные. И по-прежнему ждать.
— Это кто из них такой смелый? — Трофим наблюдал за лагерем при помощи Пашиного монокуляра. — Признаешь его? — протянул он прибор мне.
— Боря Гудрон, — практически сразу ответил я, едва только приложил его к глазам. Заодно окончательно убедился: нападение на лагерь — работа именно Грека.
Гудрон шел к лагерю расслабленной походкой, небрежно размахивая клочком белой ткани.
Маленьким таким клочком, не больше носового платка. И я с тревогой наблюдал за тем, как он подходит к лагерю все ближе. Понятно, что его подстраховывают, и все же риск получить пулю у него велик. Я на миг задумался: смог бы вот так, как он? И честно признался: не знаю. А вот он — может.
Трофим не пытался вернуть себе монокуляр, и я продолжал пристально рассматривать лагерь. Существовала крохотная надежда подстраховать Гудрона с другой стороны. И света теперь достаточно, и карабин у Трофима с отличным боем — я успел убедиться. А Гудрон меж тем все шел и шел, пока наконец не остановился на краю лагеря. Он начал что-то говорить, и я невольно улыбнулся: язык у него острый как бритва! Ситуация не совсем подходящая, но с него станется язвить в любой.
Вскоре из палаток начали появляться люди Абвера, и одним из последних вышел он сам. Без оружия, с руками на затылке, они собирались рядом с Гудроном. Затем дружно уселись на колени, держа руки все там же.
— Сколько их осталось?
— Семь человек, — ответил я, возвращая монокуляр. По крайней мере, тех, кто может передвигаться самостоятельно. Должны же среди них быть раненые? — Пошли и мы?
Какой смысл оставаться здесь? К Гудрону уже присоединились Слава, Гриша, Янис и сам Грек. Гриша так вообще по-хозяйски в лагере что-то осматривает. И по-прежнему неизвестна судьба Демьяна. Сколько я ни пытался разглядеть его самого или его тело, так ничего и не увидел.
— Пойдем, — согласился Трофим, первым поднимаясь на ноги.
Мы неспешно побрели в сторону лагеря и успели пройти треть расстояния, когда Трофим удивленно сказал: