Один на льдине

Усталость отупляет. Большинство людей живет в состоянии хронической усталости: быт, работа, семья, заработок. Освободив время для писания, человек садится вроде бы не усталый — по своему разумению, он вполне работоспособен. Но креативное начало, творческий потенциал — это требует энергетики повыше. Большинству людей, даже вполне умственного труда, этот уровень накала и напора просто неведом. И вот литературоведы и критики, образованные и умные люди, валяют вялую фигню заместо прозы, на которую вознамерились.

Утомление не даст тебе подняться до собственного уровня техники и куража. Поэтому нельзя писать помногу и подолгу за раз. Вроде ты и не устал, вроде все и можешь — ан выходит не браво.

Один из феноменов работоспособности и энергии в литературе, Джек Лондон, в жажде предела денег и славы довел дневную выработку до четырех тысяч слов в день (в переводе на наш язык — шестнадцать страниц). Оценил, вздохнул: яркость и энергия ушли!.. — и вернулся к той самой классической норме профессионала: четыре страницы в день.

…Ты должен быть абсолютно свеж. Ты должен ловить кайф от процесса работы. Предвкушение каждого следующего мига радует, как подарок в детстве. Только тогда твое подсознание молниеносно блеснет сквозь логичные варианты слов — и интуитивно выдаст сцены и слова, к которым не доберешься просто усердием, знанием и путями грамматики.

Твоя жизнь должна быть заточена на работу.

.

Зимняя простуда и грипп — дело обычное, в поликлинику я не ходил за бессмысленностью, сидел дома и отпивался какао и чаем.

Градусник мне подарили. Стал температуру мерить. Ну, скоро опустилась до нормальной. Но мне сказали, что спад — это утро, а пик — шесть дня. И вот в шесть я мерю — 37,2. Хоть лопни. Неделями! Вроде здоров, самочувствие отличное, работаю. Мерю — 37,1.

Мысли. Мрачность. Подозрения. Туберкулез. Воспаление чего угодно скрытого. Ага. Курение, недоедание, стрессы, авитаминоз. Второй месяц! Хроническая пневмония?

И вот вдруг — 36,4! А назавтра — опять 37,2.

Я поймал суть. В шесть вечера я всегда работал. Мне становилось тепло в холодной комнате, футболка влажнела под мышками. И температура повышалась. На полградуса и больше. Был выходной — и все в норме… Ты работаешь в положительном стрессе!

…Вот с предыдущей подглавой я и поставил забытый эксперимент. Специально писал усталый и без удовольствия. И стало казаться, что и писать особо не о чем!

И если вдруг начинает так казаться — отложи текст и забудь его работать. Спустя время посмотришь из другого состояния — и поразишься богатству возможностей и вариантов.

20. Конь на один перегон

Через полтора года после окончания алтайского скотоперегона я, наконец, достал старую папочку с рассказом про коня. Ну, которого друг-человек из любви убил. Перечитал гордый дух орлиным оком творенье мозга своего, и на челе его высоком отразилось матерное слово в свой адрес. С нуля!

И никак мне в дух и строй рассказа не въезжалось. Вот аж нутро дрожит от перегретой готовности, ручку заносишь над листом — и нет верного слова!

Я был уже опытный. Я помучился и начал писать с дальнего и спокойного подъезда к действию. Как герой услышал вообще о скотоперегоне, как ехал, как устраивался. Так на второй день, странице на шестой, дело наладилось!

На чистовик я передирал этот рассказ сразу. По внутреннему ощущению: готов будет. И первые пять страниц я просто отцепил. Начисто. И сделал начало — с шестой. Рубка наотмашь! И это было в стиле рассказа — рубленом, жестком, экспрессивном.

И оснастил начало первой фразой, которая жила у меня давно, как не пристроенная постоянному хозяину собака: «Всех документов у него было справка об освобождении».

Ах, писал я сцену драки коней! Все, что нашел про лошадей у Толстого и Куприна. Книгу и атлас по коневодству в Публичке. Страниц пять исписанных синонимами. — Двадцать строк драки жеребцов.

И я ее видел собственными глазами когда-то! Правда, настоящая была куда короче и неинтересней.

Я понял, что тяну стиль, когда вдруг выскочила фраза: —

«Воздух был желт: тошнило».

Сорок дней. Семнадцать страниц. И ничего описанного не было в реальном перегоне. Придумано. Просто я знал материал — и достоверность получилась бессомненная.

Интермедия об одной детали

Когда я писал короткий рассказ «Сопутствующие условия» (2 стр.), мне понадобилась сцена, где пленный перетирает веревку на связанных за спиной руках. Это в кино часто бывает, и в книжках тоже часто.

Но я же сука. Я зануда. Как сказал обозленный майор на военной кафедре: «У тебя, Веллер, пытливый ум, б…ь!» И гипертрофированное воображение. И я вечно натыкаюсь на препятствия, никому больше неведомые.