Один на льдине

Покупатель ее берет, на зуб пробует, взвешивает, трет-мнет - все нормально: золото и отдает "продавцу". Начинает отсчитывать тысячу рублей денег: пятерки, десятки, трояки, четвертные. Продавец с пластиной в руках ждет, когда придет время пересчитывать их, как принято. И в тот момент, когда и пересчет денег идет к концу, и пластина еще не отдана и деньги уже вручены, он делает рукой условный маячок. Тогда из кустов высыпает "опергруппа" с двух сторон с криками:

Стоя-а-ать! - и покупатель золота бежит в одну сторону, "продавец" - в другую. "Опера" бросаются за тем, кто продает, быстро нагоняют, потому что он не быстро бежит, валят на землю, руки заламывают и берут в наручники, все конфисковывают. Потом публично ведут в черную "Волгу" - и, якобы, в кутузку.

Но до того как этот конфуз случился, продавец и покупатель, естественно, обменялись номерами телефонов. Ведь оба они порядочные люди. А после покупатель, счастливый, что его не поймали, конечно же, звонит продавцу, еще надеясь на что-то:

- Ну как дела? Где деньги? Где рыжье?

- Какие деньги? Какое рыжье? Все изъяли мусора поганые! Хорошо, что нам по червонцу не определили!

Надо знать человеческую психологию, чтобы понять, что покупатель в этот момент счастлив, как ребенок, которого пообещали высечь, да ремня не нашлось.

И эти сто граммов крутились по первопрестольной минимум полгода и каждый день. Но пришло время, и по всей блатной Москве прошел слух, что какие-то сто грамм золота уже полгорода полгода покупали, а купить не смогли.

И Гамшеев с Петровки говорит нам:

- Кончайте! Вся Москва гудит!

Глава третья. Первый арест

1

Я работаю прорабом.

Вот она, карьера: комсомолец, кандидат в кандидаты, студент- заочник. Далее: прораб - главный инженер и далее. Правда, в прорабство я попал по протекции крупного московского жида. Его юная родственница имела на меня виды. Она пошла, шепнула - и тут же я получил производство. Самое бы время завязать с "романтикой", но бес-то уже в меня вселился. Он вселился в меня прежде, чем я - в кооперативную квартиру, ради которой и занимался мошенничеством. Так мне казалось во всяком случае. Вот, думаю, вселюсь в Текстильщики - и завяжу.

Но как бы то ни было, а фатальные события развивались своим чередом, в прямом соответствии с народной мудростью, которая гласит, что от сумы придешь к тюрьме.

Мы отделывали дом № 4 по Бережковской набережной. Для тех, кто не знает, что это "за дом такой на семи ветрах", скажу: это дом так называемой элиты. Говорю "так называемой" потому, что раньше определение "элита" применялось к флоре и фауне, но отнюдь не к людям. Однако это несколько иная тема. Скажу лишь, что в этом доме жили артисты ансамбля Игоря Моисеева, солисты ансамбля "Березка", валютные, заслуженные, народные и иже с ними. Словом, люди, вкусившие прелестей западного полусвета или деми-монда, как говорят французы. Квартиры в нем строились по индивидуальным проектам.

Их обладатели вожделели, алкали всего импортного от обоев до сантехники.

Ну что ж, добро. Давай пятьсот - будет финская сантехника. Читатель подумает: "А где ж ты ее возьмешь?" И я отвечу.

В то время на Таганке было скопище магазинов скобяных и хозяйственных товаров.

И все, что надо, можно было купить у евреев из-под полы. С переплатой, но и не в урон себе...

Итак, я говорю:

- Давай пятьсот.

Он - хозяин квартиры - мне:

- Пятьсот нет. Но есть триста. Двести отдам завтра там-то и там-то...

Хорошо, маэстро. Приезжаю, как договорились. Получаю остальные двести и - на моих руках защелкиваются наручники. Кто же знал, что номера и серии купюр аккуратно переписаны ментами.

Коготок увяз - всей птичке пропасть.

И самый молодой, перспективный прораб СУ-119 треста "Моспроммонтаж" идет из ментовской под подписку о невыезде.

2

А ведь я уверял себя, что построю свою кооперативную квартиру и навсегда завяжу с двойной жизнью. Я уже и в жеребьевке поучаствовал, когда разыгрывали жилые этажи в новом доме. И работа у меня была уже интересной, связанной с установкой металлоконструкций по всей Москве. Представьте себе: я работал на монтаже предпраздничных гостевых трибун у Мавзолея на сказочной Красной площади.

Кроме того, однажды проснувшись спозаранку, Хрущев росчерком пера превратил Карело-Финскую ССР в автономную область и один герб исчез из состава гербов союзных республик. На кремлевской стене были установлены металлические контуры, на которых крепились тросами златошитые по тонкому шелку эти гербы. Приблизительно пять на пять метров. Парусность их такова, что пока монтажники натягивают эти парашюты на тросах, кремлевские златошвейки вдергивают нитки в ушко своих иголок. Достаточно было малейшего перекоса при натяжке тросов, как ткань рвалась. И меня охватывает непонятная какая-то профессиональная гордость оттого, что я работал на этом монтаже.