Один на льдине

Если в Конотопе, в Брянске, в Смоленске я находился в кругу здоровых нравственно людей и они меня, сами того не желая, воспитывали по своему подобию, то в Москве я уже жил — сам себе голова. Воспитывать меня стало некому, а классического воспитания я, как известно, не получил. В Москве я растворился. Я утратил знакомую социальную среду: город большой, а ты маленький и никто тебя не знает. Бога нет. Мама далеко. Сверкают огни ресторанов, шуршат такси, цокают каблучки девушек. Хорошо! Делай, что хочешь, но успевай отбежать за угол, где легко потеряешься в толпе себе подобных. Ты песчинка среди мириад песчинок. Лишь бы выжить и пожить! Вот вам и проблема больших городов — проблема поистине дьявольская…

11

Немного освоившись с банальными мошенническими трюками и большими деньгами, я стал подумывать и о больших делах. Можно расценивать мою нацеленность, как злонамеренную. Однако я втягивался в профессию мошенника, как бы в жажде реванша за прошлые воздержания. Я чувствовал упоительность риска и обнаруживал в себе мощнейший творческий ресурс. Грабь награбленное — так учили большевики. Спасибо. И ваш "пример — другим наука".

Я и мои новые товарищи отрабатывали манеры поведения ревизоров ОБХСС и тренировались с перегрузками. В сороковом, известном коренным москвичам, магазине на площади Дзержинского, например, да и в других бойких торговых точках, я разыгрывал роль неумелого, начинающего соглядатая за массовыми обмерами и обвесами — основным занятием торгашей. А выглядело это так.

12

Вы одеваетесь дорого и консервативно: костюм, галстук, шляпа, папка подмышкой, дорогая авторучка в нагрудном кармане пиджака. И приходите в магазин. Постоите эдак минут с полчаса, изображая скрытое, но пристальное внимание к процессу обжуливания и объегоривания — подходит посыльный от заведующего. И вы уходите домой не только с солидной суммой на кармане, но и с дефицитными продуктами в портфеле. А дело в том, что продавцы при таком раскладе терпят большие личные убытки, поскольку вынуждены во время моего бдения прекратить обсчет и обвес.

Все шло в руки и сходило с рук. Квалификация созданной мною группы росла и матерела. Множились варианты способов изъятия излишков у тех, кто их имел в достатке.

Но однажды меня с фальшивым удостоверением внештатного сотрудника милиции прихватили опера с Петровки, 38. Я был доставлен к майору Николаю Савельевичу Лосеву[18] в Октябрьский райотдел.

Он, начальник уголовного розыска, оглядывал меня с нескрываемым интересом. Так ребенок глядит на слона в зоопарке. Так человек, не умеющий рисовать, следит за работой художника. Не стану пересказывать банальных подробностей допроса и того, как он пытался вербануть меня на службу по защите интересов их бандитской власти. Он увидел, что я не колюсь, что умен и артистичен. И сказал мне о своих финансовых затруднениях. В итоге мы договорились, что он выписывает мне настоящее удостоверение внештатного сотрудника и снабжает меня информацией о валютчиках, подпольных торговцах золотом и драгоценностями, антиквариатом и прочая, и прочая. При любых задержаниях он меня прикрывает и имеет долю с наших будущих "бомбежек". Каково? Это уже горизонтом выше. Об одном еще он попросил: показать ему на деле мою работу.

— Идемте в самый крутой кабак, — сказал я ему, любознательному. Идемте, к примеру, в "Националь". Вы увидите хороший блеф. Я "хлопну" всю головку ресторана.

13

А что такое "Националь"? Это аквариум, где плавают не только золотые рыбки в основном иностранного происхождения, но и акулы из КГБ, стукачи, слухачи, ходатаи и соглядатаи. Вижу, майор побаивается, но любопытство и алчность — два несущих в пропасть крыла — уже изготовились к полету. Хорошо.

Вечером он, одетый в штатское, и я в весьма респектабельном костюме идем в ресторан. Я, не глядя в меню, делаю заказ рублей на двести: армянский коньяк, черная икра, осетровые, лососевые, свежая зелень, дичь все, что в советские времена можно было заказать в больших кабаках.[19]

И мы сидим, отлично сидим, немного выпиваем, много беседуем со взаимным интересом почти до закрытия кабака. Где-то около двенадцати я вежливо прошу официанта принести счет. Он приносит. Копия счета у меня в руках. Я обнаруживаю приписку в двадцать-тридцать рублей.

Тогда "я достаю из широких штанин свою краснокожую книжицу", которую мне ранее выписал майор Лосев, и говорю:

— Контрольная закупка! — Хотя какая может быть контрольная закупка, если нет ни того, кто купил, ни того, кто продал. Нет и свидетелей, а есть лишь удостоверение внештатного оперуполномоченного. — К вам едет ревизор!

Но ведь ему, утомленному на "чайной плантации" официанту, некогда анализировать ситуацию. Ему нужно реагировать мгновенно. И он реагирует. Он сдергивает скатерть с нашего стола и все с шумом и звоном летит на пол: коньяк, графинчики с водкой, икра, все оставшееся. Вокруг майора какая-то лужа, словно он писает от страха. Майор хватает гарсона за руки, т. к. тот выхватил у меня копию счета и пытался ее съесть.