Один неверный шаг

Майрон нашел себе пристанище на Спринг-стрит, обосновавшись в апартаментах Джессики, находившихся в перестроенном под жилые помещения промышленном здании. В разговорах он продолжал отзываться о своей новой квартире как об апартаментах Джессики, хотя давно уже перевез туда вещи и платил половину арендной платы.

Майрон поднялся по лестнице на третий этаж, открыл ключом дверь и сразу же услышал голос Джессики:

— Не мешай, я работаю.

Хотя щелканья компьютерных клавиш слышно не было, это ничего не значило. Пройдя к себе в спальню, Майрон закрыл дверь и решил первым делом прослушать автоответчик. Джессика не подходила к телефону, когда занималась писательством.

Нажав на кнопку, спортивный агент услышал следующее:

— Привет, Майрон. Это мама. — Можно подумать, он не узнал бы ее голос. — Терпеть не могу разговаривать с записывающим устройством. Почему, спрашивается, твоя соседка не отвечает на звонки? Она ведь дома, я точно знаю. Неужели так трудно снять трубку, поздороваться и выслушать сообщение? У себя в офисе, когда звонит телефон, я всегда поднимаю трубку. Даже если очень занята. В крайнем случае прошу секретаршу принять сообщение. Как-никак абонент будет иметь дело с живым человеком, а не с машиной. Надеюсь, ты знаешь, Майрон, как я ненавижу всю эту чертову машинерию? — Она еще довольно долго рассуждала на эту тему, и Майрон вспомнил о благословенных временах, когда телефонные записывающие устройства имели ограничения по времени. Прогресс, конечно, хорошее дело, но далеко не во всех случаях.

Наконец мама стала завершать свой монолог.

— Позвонила просто для того, чтобы сказать тебе привет. А серьезно мы поговорим позже.

Майрон до тридцати с лишним лет жил вместе с родителями в пригороде Нью-Джерси в Ливингстоне. Первые годы жизни он провел в маленькой детской на втором этаже родительского дома. Когда ему исполнилось три, перебрался в спальню справа от детской. В этой спальне он благополучно просуществовал до шестнадцати лет, а с шестнадцати до недавнего времени обитал в подвале того же дома. Не все время, конечно. Четыре года он учился в Университете Дьюка, штат Северная Каролина, а летние сезоны проводил в спортивных лагерях на баскетбольных сборах. Время от времени он останавливался у Джессики или у Уина на Манхэттене, но своим настоящим домом всегда считал семейное гнездо, где жили мамочка и папочка. Считал искренне, никто его к этому не принуждал, хотя психоаналитик, выслушав его излияния, почти наверняка обнаружил бы в рассказе Майрона некую странность и стал бы докапываться до глубинных причин подобной привязанности к корням.

Все изменилось несколько месяцев назад, когда Джессика предложила ему разделить с ней апартаменты. Предложила сама, первой сделав решительный шаг, что в истории их взаимоотношений случалось крайне редко. Майрон был счастлив до самозабвения и одновременно очень напуган. Надо сказать, что этот страх не имел ничего общего с боязнью связать себя некими обязательствами. Подобная фобия была скорее свойственна Джессике. Просто в его жизни имели место неудачи личного плана, и ему совсем не хотелось снова испытывать острую душевную боль.

Он по-прежнему раз в неделю виделся с родителями, может, чуть реже. Ездил к ним на семейные обеды или приглашал на экскурсию в Большое Яблоко. Кроме того, разговаривал с отцом и матерью по телефону чуть ли не каждый день. Самое забавное то, что хотя оба его родителя обладали весьма вздорными характерами, Майрон любил их больше всех на свете. И ему действительно нравилось проводить с ними время. Не вяжется с образом крутого парня, не так ли? Действительно не вяжется. Как не вяжется с образом хиппи исполнение польки на аккордеоне. Тем не менее так уж сложилось.

Вытащив из холодильника банку фруктового напитка «Йо-хо», Майрон открыл ее и принялся пить большими глотками. Сидевшая в своей комнате Джессика крикнула через дверь:

— Эй, у тебя сейчас какой настрой, боевой?

— Сам не знаю…

— Прогуляться до ресторана не желаешь?

— Предпочел бы заказать еду по телефону. Не возражаешь? — сказал Майрон.

— Нисколько. — Джессика распахнула дверь и появилась в дверном проеме. На ней были майка Майрона с логотипом Университета Дьюка, которая была ей велика, и черные трикотажные штанишки. Волосы она собирала на затылке в тугой хвост, стянутый резинкой. Впрочем, несколько шаловливых прядок выбивались из прически и свисали ей на лицо. Когда она улыбнулась, Майрон почувствовал, как сильно забилось сердце.

— Привет, — сказал он, втайне радуясь тому, как умело разыграл гамбит.

— Китайскую еду? — спросила Джессика.

— Разумеется. Тебе какая кухня больше нравится — кантонская, сычуаньская или хунаньская?

— Сычуаньская.

— А какое основное блюдо? «Сычуаньский сад», «Сычуаньский дракон» или «Сычуаньская империя»?

Джессика задумалась.

— «Дракон» в прошлый раз показался мне жирноватым. Давай остановимся на «Сычуаньской империи», хорошо?