В подъезде темно — опять дворовая шпана повыбивала все лампочки. Катя едва успела нащупать ногой первую ступеньку, как от стены отделилась быстрая тень, прыгнула на нее, отбросила в сторону, к подвальной двери:
— Это я. Ну, здравствуй.
— Валентик? Опять! Зачем ты пришел?
— Ты знаешь зачем!
— Я ведь все сказала тебе еще вчера…
— Наплевать на то, что ты сказала! Мне нужны деньги, нужны, нужны, понимаешь ты это или нет?! Ты хочешь, чтобы я подох?
— Я ничего не хочу! Ничего, ничего я не хочу от тебя! И у меня нет денег. Совсем, ни одной копейки! А если бы и были, я все равно не дала бы тебе! Ты еще вчера это от меня услышал!
— Ты! Тварь, подлая тварь!.. Предательница…
Он чем-то тихо щелкнул. В кромешной подъездной тьме Катя не могла разглядеть, чем именно, но стало очень страшно.
— Я закричу.
— Попробуй только — у меня нож, два взмаха — изуродую тебя на всю жизнь.
— У меня ничего нет! — Только сейчас она вспомнила о забытой в машине сумке и задрожала. — Валя, я клянусь тебе, у меня нет ни копейки! Я потеряла…
— Не ври, — перебил он ее. Медленным — со стороны могло показаться любовным — жестом отодвинул от ее щеки мокрые волосы. Господи, не целоваться же он собирается! И вдруг полоснула резкая боль: Валентик схватил ее за ухо, рванул к себе, Катина голова уткнулась носом в несвежий свитер бывшего мужа.
— Отрежу! — Виска коснулась узкая полоска стали. — Сначала одно ухо, затем другое. И в карман тебе положу. На память. А потом сделаю вот так, — лезвие прочертило полосу от края губ к скуле. — И вот так. — Нож поднесли к самым глазам, и Катюша в ужасе зажмурилась.
Даю тебе три минуты. А пока, чтобы легче думалось… — И Валентик, не отпуская Катиного уха, другой рукой раздвинул Катин плащ, провел потной рукой по шее, груди — Катя содрогнулась, не в силах представить себе, что когда-то приходила в восторг от его прикосновений! — и стал методично отрезать ножом пуговицы на ее блузке.
— Первая… вторая… третья… — считал он. Добрался до бюстгальтера, подцепил, половинки лифчика разлетелись. — О-па… А ты еще ничего себе, можно даже сказать, в самой поре! Сладкая девочка…
Она задыхалась от боли и унижения, но не смела прикрыться руками.
— Две минуты прошли. У тебя осталось совсем мало времени, моя дорогая…
Хлопнула дверь. Порция дневного света на мгновение высветила мужскую фигуру. Не обращая внимания на парочку, целующуюся в закутке у подвала, человек взбежал наверх.
Сейчас он уйдет!
— Помогите! — крикнула Катя. Вернее, она успела произнести только первый, хриплый звук, и мужчина. — это Петр, или она начинает сходить с ума?! — притормозил, обернулся, положив руку на перила.
— Убью, сволочччччь… — прошипел Валентин:. Дрожащая рука выпустила Катино ухо, скользнула вниз, к горлу.
— Что здесь происходит? — Да-да, это он, Истомин!
— Иди-иди, дядя, снашивай галоши.
— Девушка! — в темноте он не узнал ее. — С вами все в порядке?
Не в силах произнести ни единого звука, Катюша беззвучно плакала.
— Отпусти девушку, ты, гаденыш!
— Пошел на…!
— Ах ты…
Петр шагнул вниз. Навстречу опасности, быть может, своей смерти — ведь он не видел, что у Валентика нож! Но прежде, чем Катя успела крикнуть — сосредоточившись на противнике, Валентик отпустил ее и ждал приближения Петра, вздрагивая все телом, — Истомин выкинул вперед ногу, в узкой ленте света из дверной щели блеснул ботинок… Лезвие, бешено крутясь, покатилось вниз. Охнув, Валентик схватился левой рукой за локоть правой, зашипел, выплевывая стоны пополам с матерками. Наклонился, чтобы поднять нож, и не смог, перебитая рука лишилась силы.
Сел на ступеньку. Никого уже не замечая, взвыл и согнулся пополам, резко разогнулся, упал навзничь, забился головой о каменные ступени.
— Катя! Это вы? — наконец-то он ее разглядел! — А ведь я к вам шел, Катя.
Она вдруг спохватилась: стою перед ним почти голая, выступившие из разрезанного бюстгальтера нежные бугорки грудей молочно белели в полумраке. Подхватила с плеч плащ, запахнулась. «После всего, что сегодня было, хуже уже не будет», — подумалось устало.
— Вы забыли у меня в машине сумочку и ключи. Вот они. И… простите меня, Катя.
— Наверное, надо вызвать «скорую помощь»? — спросила она, глядя на корчившегося в героиновой ломке Валентика.
— Вызывайте уж сразу и милицию, и психиатрическую бригаду.
Этого она не услышала. Петр, Валентик, отсвет заплеванных ступеней, все завертелось перед глазами, звуки исчезли, забирая с собой последние силы.
— Что с вами? Вам плохо, Катюша? — Ответа Петр не получил. Шагнув ей навстречу, еле успел подхватить обмякшее тело.
Он сам открыл дверь в ее квартиру, пронес на руках на кровать, тер руки, массировал виски — и едва не закричал от радости, когда она наконец открыла глаза. Захлопала длинными ресницами, смутилась, увидев его перед собой так близко.
— Слава богу! Я уж думал, придется еще одну «скорую» вызывать. Для вас.
— Еще одну… Значит, его забрали?
— Постучал к соседям, попросил вызвать. Его забрали, Катюша.
Она зашевелилась, села. Румянец начал проступать сквозь бледные щеки.
— Мне надо переодеться.