Один такой

Что вы пожимаете плечами? Пароль я знаю. И все, кто имеет хоть какое-то отношение к обнимаемому забором городу тоже знают. Да, именно: за творчеством неизвестного кузнеца находится город. И этот город, вы не поверите, кишмя кишит его жителями. У него даже на карте своя отметочка имеется. Правда, не на каждой карте: новые издания отчего-то брезгают марать себя конечным пунктом нашего путешествия. Да и сам город в долгу не остаётся. Вы же видите этот забор? А столбы-двойняшки? Дверь? Это вот ответочка снобистским выпадам молодых картографов.

А ведь раньше сей град крепко прижимал к себе за версту веющую уважением аббревиатуру «ЗАТО»: закрытое административно-территориальное образование. И на карте у сами, который с усами, знаете кого ему выдавалась почётная красная точка. Местные магазины хвастались дефицитными для всех остальных, «незатошных», городов товарами. О том, что, оказывается, существует такое явление как «преступность» население узнавало только из газет. Двадцати процентные надбавки к зарплате за то, что живёшь в ЗАТО, не оставляли ни малейшего шанса на противостояние чувству превосходства.

Однако после развала союза нерушимых республик советских у нашего героя отняли статус «закрытый». С особо секретных карт скромно населённый пункт переместился на карты общедоступные. Народ, надо сказать, даже как-то обрадовался: мол, если уж и пал режим секретности, то хотя бы простой люд из других городов о них наконец-то узнает. Но не тут-то было. Отметили наш стратегически важный в прошлом объект раз, потом другой, а на третий пропустили. Вот река Койка, вот сестра её Малая Койка, а города-то нет.

Да и чего его собственно обозначать? Наполеон там не останавливался, даже в виде торта. Гитлер и тот мимо прошёл. Я уж не говорю про памятники Владимиру Ульянову – вот ни одного не стояло. И самого населения – кот наплакал, причём не просто кот, а обезвоженная тушка скупого на эмоции хвостато-усатого животного. И чего сим недоразумением карты марать?

Государство в этом вопросе не заняло сторону рассекреченных затошников. Быть может, сознательно, а, может, у них там по кабинетам современные карты разложили. Посему чиновьи умы и слыхом не слыхивали про обиженный город. Не слыхивали и заодно не вмешивались.

А раз так, решили местные жители, то и мы к вам, неуважаемые все остальные, тоже копчиком повернёмся. Как мы были закрытыми, так теперь ещё закрытее станем! Вот вам забор, вот вам столбы-двойняшки, ещё приплюсуйте сюда дверь и слово «пароль», что требовательно озвучивает незнакомый, должный пугать голос.

Современную власть, как вы понимаете, здешние люди на дух не переносили. Причём любую. Голосовать не ходили принципиально. Правда, до них и бюллетеневоз не доезжал. Да ну, если бы и доехал, ни один человек этот отросток пропагандистской гидры и на порог бы не пустил. Но симпатизировать же кому-то надо?! Чай не в политическом вакууме живут. Ориентир же ж нужен. Двигаться-то, собственно, куда?

– Да в Европу! – лихо махнул кто-то когда-то.

– Да! В Европу! – подхватили тогда же какие-то остальные.

Эх, в Европу так в Европу. А в Европе у нас что? Какие весомые отличия? Чтоб вот обмазаться ими с ног до головы, и каждый встречный-поперечный моментально в горячем пиетете ниц грохался.

– Ну, во-первых, это свобода! – единогласно осенило жителей.

Да, свобода – это хорошо. Свобода – это точно по-европейски. Только вот здешних, вроде как, никто и не зажимает. Прав у жителей – завались. Хочешь, эти права так ешь, хочешь, на зиму маринуй. Были, конечно, мелкие потуги да вкрадчивые посягательства из центра: когда в местной Управе вежливые звонки не только раздавались, но заодно и интересовались, мол, говорят, вы там у себя забор установили. На что тутошнее вече бесцветным голосом рапортовало:

– Так это не говорят, а наговаривают. Забор, естественно, имеется, но то эстетика, а не эгида. Посему извольте нас не тревожить более подобными инсинуациями.

И главная власть изволила. Звонки прекратились, а селектор так и не провели. Посовещавшись сами с собой, жители положили, что пришла пора обидеться окончательно. Мол, вот настолько им там, в зажравшейся нерезиновой на нас плевать. Нет, вы подумайте, даже уговаривать не стали. А раз так, то самое время переходить ко второй части европейской инициации. Что там у нас далее по списку? Чем там в Европах промышляют?

– Говорят у них не по-нашему! – выплеснул в лицо мэру один из присутствующих.

– Не по-нашему, – выдохнул согласие глава города.

Оказалось, не так-то это и легко – европейские ценности на себя натягивать. Это ж что теперь – весь люд переучивать на другой лад? А на какой другой? Их же, этих ладов, будь они не ладны, там столько, что никакой запоминалки не хватит. И чего это вообще они, ну то есть мы, должны переобуваться? Нам эти лапти испокон веков ноги жмут. Мы, в конце концов, уже к каждой грамматической мозольке привыкли. Зачем нам от этой великости и могучести отказываться?

– Нет и ещё раз нет! – мэр хлопнул себя по выдающейся грудной клетке пухлой рукой.