Один триллион долларов

– Ч-ш-ш, – произнес старик, поднимая руку. – Я был огорчен, когда вы ушли, не скрою. Мне понадобилось время, чтобы все понять. И немалое время, если быть честным. – Он опустил руку. – Но когда смерть стоит так близко, что краем глаза всегда видишь ее, куда бы ни смотрел, это расставляет приоритеты правильно. Не думайте о себе так плохо. Вы наследник. Что бы вы ни сделали, все будет правильно.

– Нет. Я не тот наследник, который предполагался в прорицании. Теперь я это знаю. Настоящим наследником был бы Лоренцо. Который…

– Джон…

– Мне прислали одно его сочинение, в котором он исследует денежную систему и обнаруживает, что в ней и кроется ошибка, в самой денежной системе. Это гениально. Я бы до такого не додумался никогда в жизни. Даже теперь я еще не до конца все понимаю. Лоренцо бы знал, что делать, патрон,а я не знаю.

– Но так было угодно Богу – взять Лоренцо к себе, незадолго до назначенного дня. Значит, наследник – вы. Значит, это вы вернете людям утраченное будущее при помощи этого состояния. Так гласит предсказание, и так оно и будет. Вы ничего не можете сделать ни за, ни против, это вне вашей власти. Что бы вы ни сделали, в итоге окажется, что это и было правильнее всего.

Джон смотрел на него непонимающе.

– Вы продолжаете верить в это?

– Я продолжаю верить в это, истинная правда. – Он закрыл глаза, будто вслушиваясь в себя. – Я думаю, мне надо немного поспать. Джон, я благодарю вас, что вы приехали. Я беспокоился, честно признаться…

Голос его становился все тише, а в конце превратился в такой шепот, что его заглушал даже шорох одежды.

Джон осознавал, что это, может статься, последний его разговор с патроном, мистером Анджелоиз его детства, посланником весны и осени; что все, что он должен сказать, надо сказать сейчас или никогда. Он искал в себе недосказанное, ничего не находил и лишь беспомощно взирал на умирающего.

– Ах, чуть не забыл, – встрепенулся Кристофоро Вакки. – У нас в гостях одна молодая дама, вы ее знаете, кажется. Она обнаружила что-то поистине удивительное. Вам надо это увидеть. – Его исхудавшая рука скользнула по одеялу и легла поверх руки Джона – невесомо, скорее как тень, а не часть тела. – Прощайте, Джон. И расслабьтесь. Вот увидите, в итоге все будет хорошо.

Его рука скользнула дальше, бессильно поникла рядом с истощенным телом, почти неразличимым под одеялом. Джон с ужасом подумал, что присутствует при смерти, но Кристофоро Вакки всего лишь уснул. Если присмотреться, было заметно, как дышит его грудь.

Джон осторожно встал, стараясь не вызвать шума. Поставить ли стул на место? Лучше нет. Он посмотрел на патрона,пытаясь осознать, что, может быть, в последний раз видит его живым – но так и не осознал, понял лишь, что хорошо сделал, что приехал проститься. Он пытался удержать это мгновение и закрепить в памяти, но все ускользало от него. Еще никогда прежде он так отчетливо не чувствовал, с какой неумолимостью уходит время.

В конце концов он оставил свои попытки и просто смотрел на старика, который так верил в него. Он просто стоял и смотрел, пока в нем не установился покой и сознание, что пора уходить.

Только оказавшись за дверью спальни, он заметил, что щеки у него мокрые, а в горле скопились всхлипы.

* * *

Она сидела за столом как член семьи, бледная и серьезная, и Джон не сразу вспомнил, откуда ее знает: правильно, тогда в архиве. Студентка исторического отделения из Германии, которая перевела завещание и опубликовала историю пророчества.

– Урсула Фален, – напомнила она ему свое имя, когда он поздоровался с ней.

Тогда он был сильно рассержен на нее, но теперь не мог вспомнить, за что.

–  Патронсказал, что вы обнаружили нечто такое, на что я непременно должен взглянуть, – сказал он.

Она удивленно подняла брови.

– Он вам сказал? Удивительно.

– Почему?

– Вы поймете, когда увидите. – Она сделала неопределенный жест. – Как только все здесь… ну, кончится.

Но это оказалось не так скоро. Они сидели и ждали, а врач, спускаясь по лестнице, всякий раз отрицательно качал головой.

– Мне еще не приходилось видеть такого смирения в смерти, – сказал он однажды, а в другой раз спросил: – Есть ли в ближайшее время какая-нибудь дата, важная для него? Годовщина или что-то вроде того?

– Я ничего такого не припоминаю, – сказал Альберто. – А что?

– Бывает, что умирающий держится из последних сил, потому что хочет дожить до определенного дня – дня рождения, юбилея, годовщины смерти жены…

– Наша мать умерла в мае 1976 года, это отпадает, – сказал Грегорио. Он подвинул к себе свой ежедневник, задумчиво изучил его и покачал головой: – Нет, мне ничего не приходит в голову.