Вера в Орден призывала самоотверженно жертвовать собой для великого блага — самопожертвование этой жизнью для жизни после смерти — именно за то, что она доносила им эту праведную жертву, провожая их в долгожданную загробную жизнь, за самое святое, за что они боролись — они и ненавидели её.
И каждый из этих людей знал, что она была женщиной Джеганя. В движении, которое было посвящено великому благу в пользу права каждой личности, которое стремилось к идеалам абсолютного всеобщего равенства, он пользовался ею, давая понять, что она была его собственностью.
Как и рядовые солдаты, ни один из этих людей никогда не смел прикасаться к ней. Однако, бывало и такое, что Джегань в виде благосклонности, отдавал её некоторым офицерам из ближнего окружения, таким, как коммандер Кадар Кардиф.
Многие из этих людей были в тот день свиделями, как Никки отдала распоряжение заживо сжечь Кардифа. Некоторые из них по её приказу помогали привязать их командира к столбу и разжечь под ним костёр. Несмотря на своё нежелание, они не осмелились воспротивиться её приказу.
Она помнила о своём прежнем статусе, когда посреди холодной ночи все глаза были устремлены на неё. Словно в защитную мантию, она ещё раз облачилась в тот прежний ореол.
Тот ореол оставался её единственной защитой. Она держала свою голову поднятой, а спину прямой. Она была Госпожой Смерть, и она хотела, чтобы каждый понимал это.
Не ожидая пока Сестра Эрминия направит её, Никки двинулась в направлении склона. Она внимательно осмотрела лагерь с площадки обзора во Дворце, потому знала, как он был устроен. Она помнила, где расположились командирские палатки.
Без особых хлопот она могла проложить дорогу до палатки Джеганя. Скорее всего, поскольку Джегань наблюдал за Никки посредством глаз Сестры Эрминии, женщина никак не возражала против самостоятельных действий Никки.
Никакого смысла не было в том, что её препирающуюся отволокут к ногам императора. Это ничего бы не изменило. С тем же успехом она могла встретить свою судьбу, распоряжаясь собой сама и с высоко поднятой головой.
И всё же больше этого, Никки хотелось, чтобы Джегань увидел её такой же, какой и видел её всегда. Ей хотелось, чтобы он увидел её такой, какой знал, какой представлял её, пусть даже она другая теперь.
Даже если он подозревал, что она так или иначе изменилась, она хотела предстать перед ним такой, к какой он привык.
В прошлом ей было безразлично, насколько безопасным будет то, что он собирается делать с ней. Это безразличие останавливало Джеганя. Оно приводило его в бешенство, разочаровывало и восхищало его.
Она была той, кто сражался на его стороне, сражался за его стремления, и всё же, она была той, кого он мог получить только силой.
Даже если она не могла распоряжаться своим Даром, она по-прежнему владела разумом, и именно разум был её главной и истинной силой — именно об этом наставлял её Ричард. С Даром или без него, она могла сохранить безразличие к действиям Джеганя. Безразличие давало ей силу.
Стоило ей выбраться из котлована и миновать периметр тяжело вооружённых охранников, как она начала сталкиваться с шеренгами рабочих, поднимающих землю и камни из других котлованов. Сотни мулов, тянущих все разновидности повозок, тащились вперёд длинной вереницей сквозь мрак.
Факелы высвечивали шеренги людей, направлявшихся к склону. Мужчины, обычные солдаты Имперского Ордена, молодые, сильные, гордость Древнего Мира, превратились в обычных чернорабочих. Уж точно не за этой славой они ушли на войну.
Никки лишь слегка обращала внимание на происходящее. Для неё теперь не было никакого значения, что они делали со склоном — склон был ложным манёвром. Ей больно от мысли, что эти скоты, развернувшие лагерь, получили доступ во Дворец.
Она должна что-то придумать, чтобы остановить их.
На краткий миг, эта самая мысль о том, чтобы остановить их, показалась ей абсурдной. Что она сможет предпринять, чтобы остановить их? Она придала жёсткости своей решимости, наряду со своей спиной. Она будет сражаться с ними и, если понадобится, то до последнего вздоха.
Сёстры Эрминия и Джулия тащились сзади, пока Никки шла мимо действа лагеря. Сестра Эрминия выглядела бы глупо, если б подтолкнула её вперёд. Взяв инициативу на себя, Никки успела вернуть себе титул Королевы Рабов.
Старые устои было не так-то легко сломить. Теперь, когда они вошли в лагерь, никакая Сестра не пожелает бросить вызов той, кем повела себя Никки, по крайней мере, не сейчас. Она, в конце концов, шествовала туда, куда они её, так или иначе и привели бы.
У них не было полной уверенности в том, мог ли оказаться Джегань в её разуме или нет. Они знали то же, что и солдаты, что она была женщиной Джеганя. Это возводило её в негласный ранг по отношению к ним.
Даже заглядывая в прошлое во Дворец Пророков, она всегда оставалось для них тайной. Они всегда возмущались и ревновали её — а значит, боялись её.
Всё, что все они могли подумать, так это возможно, что император просто послал их, чтобы вернуть свою упрямую и непокорную королеву обратно.