Одиннадцатое правило волшебника, или Исповедница

Она родилась с Даром. Большую часть времени она никогда не задумывалась о нём. Теперь она полностью была отрезана от этой своей способности.

Как зрение или слух, он всегда был в ней, всегда был чем-то, чем она пользовалась бессознательно. Теперь это место было заполнено ужасающе незнакомой пустотой.

Такое резкое разлучение со своим Даром шокировало её. Оказаться без него — означало остаться без своей неотъемлемой части, без своей главной сердцевины, потерять, кто ты есть, потерять, что ты есть.

— Встань на ноги, — приказала Сестра Эрминия.

Когда боль, наконец, отступила от неё, всё тело Никки обмякло на полу. Она не знала, смогут ли её мышцы служить ей или сможет ли она собраться с силами, чтобы подняться, но она знала Сестру Эрминию хорошо, а потому — та не заставит себя ждать.

Она неуклюже перевернулась и настойчиво попыталась взгромоздиться на четвереньки. Когда Сестра Эрминия решила для себя, что Никки двигается не слишком быстро, ошеломляющая боль клином впилась в спину Никки.

Она издала пронзительный всасывающий вопль. Её руки и ноги непроизвольно разлетелись по сторонам, и она плашмя плюхнулась на пол. Сестра Грета захихикала.

— Встань, — в очередной раз приказала Сестра Эрминия, — Или я покажу тебе, что такое настоящая боль.

Никки вновь подобралась на четвереньки. Она задыхалась и не могла вдохнуть побольше воздуха. На пыльный пол капали её слезы. Прекрасно понимая, что нельзя задерживаться, она неимоверным усилием поднялась на ноги. Ноги дрожали, но она сумела устоять вертикально.

— Просто убейте меня, — произнесла Никки. — Я не собираюсь помогать вам, независимо от того, каким пыткам вы собираетесь меня подвергнуть.

Сестра Эрминия задрала голову, и, придвинув своё лицо вплотную к Никки, одним глазом вперилась в неё пристальным взглядом.

— Да что ты, дорогая, мне кажется, ты заблуждаешься насчёт этого.

Это вновь вступил в разговор Джегань. Слепая вспышка боли, источник которой шёл от ошейника, каскадом прожгла нервы Никки. Боль была настолько нестерпимой, что она сползла на колени.

Она уже переносила подобные муки от Джеганя, когда он проникал в её сознание, ещё до той поры, когда она поняла, как избавиться от него. Именно её посвящение Ричарду — узы — защитили её так же, как они защищали всех д`харианцев и тех, кто присягнул Лорду Ралу.

Но если раньше, когда у него была возможность проникнуть прямо в её сознание, так же, как и в сознание этих Сестёр, после проникновения у него была возможность доставить такие ощущения, будто он вталкивал тонкие железные шипы глубоко в уши Никки и затем насылал боль, рвущуюся вниз по внутренностям. Теперь всё было намного хуже.

Она уставилась на пол, полностью настроенная увидеть кровь, стекающую из её ушей и носа, и начинающей закапывать каменный пол.

Она щурилась и задыхалась от непомерного страдания, но она не видела никакой крови. Ей было жаль, что не видела. Если бы она потеряла достаточное количество крови, то она бы умерла.

Она знала Джеганя достаточно хорошо, что бы понимать, что тот не позволит ей умереть. Не сейчас, по крайней мере.

Сноходец не любил, когда быстро умирали те, кто вызвал у него гнев. А Никки понимала, что, скорее всего, не было никого, кого Джегань бы намеревался заставить страдать больше чем её. Конечно, в конечном счёте, он убьёт её, но перед этим, он изольёт всю свою месть.

Он, без сомнения, на некоторое время отдаст её в ублажение своих солдат, чтобы унизить её, а потом бросит её в пыточные палатки. А этот период, она знала, будет длиться очень долго.

Когда ему, в конечном счёте, надоест наблюдать её страдания, она проведет остаток своих дней за тем, что её кишечник будет медленно вытягиваться из разреза на животе.

Конечно, он захочет быть рядом в то время, чтобы увидеть, как она, наконец, умирает и удостовериться, что последнюю вещь, которую она увидит перед смертью — его самого, триумфально улыбающегося.

Но лишь об одном она сожалела в этот горький момент, что пока всё это будет происходить, ей никогда не представится возможность хотя бы ещё раз увидеть Ричарда. У неё мелькнула мысль, что если бы она смогла хотя бы одним глазком увидеть его, то смогла бы вынести всё то, что приключится с нею.

Сестра Эрминия подошла поближе, достаточно близко для того, чтобы убедиться, что Никки сможет увидеть её самодовольную улыбку. Она теперь могла управлять Никки посредством ошейника. Джегань тоже мог теперь властвовать над нею, используя эту связь наряду с ней.

Рада-Хань предназначался для управления молодыми волшебниками. Он воздействовал на Дар. Хотя Народный Дворец ослаблял её Дар — препятствуя проецированию силы — подобное никак не скажется на действии ошейника, поскольку Рада-Хань действует изнутри.

Это приспособление может причинить невообразимую боль, вполне достаточную, чтобы заставить мальчишку отказаться от любого поступка.

Никки, стоя на коленях, дрожала и задыхалась от агонии. Её взгляд начал мутнеть всё больше и больше, и вот она едва различала что-либо вокруг. В ушах стоял звон.