Одиночество-12

Сегодняшний вечер напоминал последнюю тысячу предыдущих. Я достал бутылку Teacher's и плеснул в стакан настоящий двойной в моем понимании. А не в понимании этих жлобов в ночных клубах.

Какое-то время назад я попытался стать специалистом хоть в одном деле и не пожалел денег на толстую книгу «Шотландский виски». Картинки в ней были красивые, но читать ее оказалось делом весьма скучным.

Зато однажды я купил в лондонском Duty Free редкий виски под названием Ardbeg (там была специальная акция – две литровых бутылки по цене одной). По возвращении в Москву, заглянув в книгу, я убедился, что купил вещь ценную.

Да и копченый вкус Ardbeg'a мне понравился. Насколько я понимаю, это из-за торфяной воды. Но Ardbeg давно кончился, книга затерялась на книжных полках, и поэтому я покупаю что попроще и подешевле – обычно Bells или Teacher's.

Иногда я жалею, что я не алкоголик. Алкоголик – это человек, который точно знает, чего он хочет. Я – не знаю. Иногда я хочу денег, иногда семейного счастья, иногда неземной любви, иногда выпить с друзьями, иногда просто выпить. «Сестрица! Вина и фруктов! – Точнее, братец? – Стакан водки и огурец!»

* * *

Иногда я хочу окончательно разобраться с Машей. У Маши длинные пепельные волосы и легкая горбинка на носу. Она работает литературным редактором в каком-то забытом Богом и спонсорами научном издательстве. И занимается фотографией. Почти профессионально. Несколько ее работ (мосты, цветы, арки и какой-то шотландский замок) я даже повесил у себя дома. Кроме того Маша трахается со мной. Больше того, говорит, что любит меня, но категорически отказывается уходить от своего мужа вот уже второй год. Мужа зовут Герман. По-моему – это антихудожественно. Я имею в виду имя. В любом случае, я страшно ревную.

Моя первая (и последняя) жена еще до развода объясняла мне, что моя ревность идет от духа соперничества.

А еще есть мужчины, которые ревнуют от того, что их женщиной кто-то пользуется. Так бы их взбесило бесцеремонное пользование собственной зубной щеткой.

Но мне кажется, что большинство мужчин ревнуют, чтоб насладиться своим страданием. Эти, обычно, не только мазохисты, но еще и параноики.

Во мне, кажется уже не осталось духа борьбы. Зато паранойи – хоть отбавляй. А, как известно, если у вас паранойя, то… Я точно знаю, что каждый вечер Маша ложится спать со своим мужем.

Я однажды спросил ее, часто ли она с ним трахается. Ответ получил уклончивый. Спросил, а как это вообще происходит? Что вы говорите друг другу? Как раздеваетесь, как потом себя ведете? Каждый раз одно и тоже или есть хоть какое-то разнообразие? Ответа, естественно, не получил никакого. А когда я пытаюсь сам представить, как все это у них выглядит, меня начинает трясти.

Иногда я хочу послать Машу к черту. Даже посылал несколько раз. Но она неуловимо возвращалась. Звонила как ни в чем не бывало. Приходила ко мне домой. Вроде – для выяснения отношений. И – все по новой.

Через некоторое время я устраивал очередную разборку, требовал, чтобы Маша объяснила мне, что она хочет. Подразумевалось, с кем она хочет жить. Но не тут-то было. Вопрос, который для меня был почти вопросом жизни и смерти, для нее был риторическим. Она живет с Германом. И не потому что это говорит. А потому что живет.

Однажды, еще на заре наших отношений, когда я медленно разбирался в нюансах взаимоотношений Маши с окружающим миром, я ее спросил:

– Ты понимаешь, что ты – ненормальная? Что ты мучаешься сама и мучаешь меня. И, кстати, своего мужа?

– А что я могу сделать?

– Измениться! Понимаешь? Не изменять мужу. А изменить себя.

– Милый, не надо! Ты знаешь. Я пыталась. Я пытаюсь. Я не могу!

– С ума сойти! Маша, тебе надо к психотерапевту!

– (Очень жалобно) Ну, пожалуйста…

Я знаю, что Маше плохо. Что ее эта история сводит ее с ума не меньше чем меня. Больше того. Я понимаю, что ситуация трагедийна. В самом жутком литературном смысле слова. Если кто-то разрывается от любви, то он ведь и разорвется. Так что о happy end'е в этой истории мечтать не стоит. Хотя… Может и рассосаться.

В молодости такое случалось. Я тоже любил двоих. А иногда и троих. И ничего. До сих пор все живы. Но последнее время я люблю одну, а она меня не очень. Это, что, старость? Нет… Не думаю. В старости все должно быть всем понятно и все равно.

Когда я думаю о своем возрасте, я вспоминаю, что когда-то хотел реализовать способности, данные мне от Бога. Но с этим, к сожалению, все просто. Судя по поведению Бога, все, что мне было положено, я уже реализовал.

Маша говорит, что мне не надо было бросать медицину. Что этим я как бы изменил себе. Ну, не знаю… Все изменяют себе рано или поздно. И мало кто в этом виноват. В том смысле, что сделал это вопреки крикам, доносящимся снаружи. Или изнутри.