Одиночество инспектора Уэста. Сатанинский микроб. Покушение на леди

— За два месяца до окончания войны или за три... Полковник Макдональд был направлен в Сен-Дени на поенный химический завод, которым раньше владели фашисты. Я работала в исследовательской группе на этом заводе, уверяю вас, не по собственному желанию. Я не знала тогда, что полковник Макдональд блестящий химик, и взяла на себя труд объяснить ему различные химические процессы и устройство производства. Еще не закончилась смена на заводе, как я обнаружила, что он знает гораздо больше, чем я предполагала, — она засмеялась. — Кажется, я понравилась храброму полковнику. А он мне.

Я кивнул. Судя по пылкому тону ее писем, она не все говорила о своих чувствах.

— Он оставался в Париже несколько месяцев, — продолжала она. — Не знаю точно, чем он занимался, но вроде бы вопросами технического характера. Все свободное время мы проводили вместе. — Она пожала плечами.

— Это все так давно было, словно в ином мире. После демобилизации он вернулся в Англию, потом приезжал на неделю, пытался найти работу в Париже, но не смог. Думаю, в конце концов он получил какую-то исследовательскую работу у английского правительства.

— Вы когда-нибудь подозревали что-либо темное или достойное порицания в полковнике Макдональдс? — прямо спросил я.

— Никогда. Если бы подозревала, то не общалась бы с ним.

Искренность, достойные манеры исключали возможность сомнения в ее словах. Внезапно я почувствовал душевную пустоту. Наверное, прав был Шеф, и я просто теряю время, драгоценное время. Если, конечно, можно назвать драгоценным потраченное в пустых поисках время. Кэвел, возвращающийся с поджатым хвостом домой.

— Ничего? — настаивал я. — Ни одной черты, которая заставила бы вас задуматься?

— Хотите оскорбить меня? — тихо спросила она.

— Простите. — Я изменил подход. — Можно спросить вас, вы любили его?

— Надеюсь, не доктор Макдональд послал вас сюда? — спокойно сказала она. — Вы должны были узнать об этом из моих писем. Вам ответ известен.

— А он любил вас?

— Любил. Во всяком случае, он делал мне предложение. Не меньше десятка раз. Это вам может кое-что сказать, не так ли?

— Но вы не согласились, — возразил я. — Если вы любили друг друга и он просил вас выйти за него замуж, то можно поинтересоваться, почему же вы отказали ему?

— Я отказала по той же причине, из-за какой оборвалась наша дружба. Я немного побаивалась. Несмотря на торжественные заверения в любви, он был неисправимым волокитой. Но главным образом — из-за нашего глубокого расхождения. К тому же мы не были столь стары и умудрены жизненным опытом, чтобы прислушаться к голосу рассудка.

— Расхождения? Можно спросить, какие, мадам Галль?

— Вы очень настойчивы, не правда ли? Какое это имеет значение? — Она вздохнула. — Полагаю, для вас это имеет значение, раз вы спрашиваете.

Будете спрашивать, пока не получите ответа. Секрета здесь нет никакого, но все это мелко и довольно глупо.

— И все же хотелось бы услышать.

— Не сомневаюсь. Франция после войны, как вы можете вспомнить, была в очень неустойчивом положении. У нас были партии от крайне правых до крайне левых. Я добрая католичка и принадлежала к правой католической партии, она обезоруживающе улыбнулась. — Вы таких называете самыми голубыми тори.

Ну, боюсь, что доктор Макдональд был настолько не согласен с моими политическими взглядами, что наша дружба в конце концов стала совершенно невозможной. Знаете, такие вещи случаются. Для молодого человека политика чрезвычайно важна.

— Доктор Макдональд не разделял ваших консервативных взглядов?

— Консервативных? — Она засмеялась с неподдельным изумлением. Консервативных, сказали вы?! Был ли Алекс истинным шотландским националистом или не был, сказать не могу, но одно могу утверждать совершенно безошибочно: никогда не встречала человека более неумолимого в своих взглядах. Он был прелесть. Спустя час и десять минут я вошел в холл отеля «Вогоннер», в Альфингеме.

Из Стентона я позвонил Шефу и Харденджеру, оба они сидели в гостиной и ждали меня. Хотя вечер еще и не наступил, но перед Шефом уже стояла почти пустая бутылка виски. Я никогда не замечал за ним раньше, чтобы он начинал пить до девяти вечера. Лицо его было бледным, измученным, застывшим и усталым. Впервые ему можно было дать столько лет, сколько есть. Он сидел ссутуленный, что-то расслабленное и жалкое появилось в нем, как в человеке, сбросившем с себя груз, который пришлось долго носить.

Харденджер выглядел тоже не блестяще.

— Где Мэри? — спросил я.

— В гостях у Стеллы Чессингем и ее матери, — ответил Харденджер. Еще одно сломанное крыло, которое она хочет залечить. Ваш угрюмый друг за решеткой, а я отвез ее и вернулся. Она хочет поддержать их. Согласен с ней, обе чувствуют себя довольно скверно после ареста молодого Чессингема.

Но с моей точки зрения, визит был не нужен и бессмыслен. Это было перед приездом Шефа. Она не послушалась меня. Вы знаете свою жену, Кэвел. И вы знаете свою дочь, сэр.