Одиночество на двоих

— Милый парнишка, — хмыкнул Грэм, направляясь к выходу. — Может, девчонке тоже повезло, что не придется жить с ним.

Роберта предпочла пропустить это замечание мимо ушей. И почему только все интерны такие: либо зеленые юнцы, либо корчат из себя крутых? Или это «Вестон дженерал» нанимает только таких? Оставалось только надеяться, что следующий пациент окажется не столь тяжелым и ей не придется снова рвать свое сердце. Не так страшно, когда из жизни уходят больные старики, но ведь Эстер была совсем еще девчонкой, не старше ее самой. И впереди ее ждала такая яркая, насыщенная жизнь. И все же в глубине души Роберта знала, что смерть — это всегда избавление, она приходит как друг, а не как враг.

Вот Роджер Хилтон ее и впрямь волновал. Он оказался очень приятным молодым человеком, и Роберта надеялась, что он не наделает глупостей. В конце концов, Эстер без памяти любила его, и все оставшуюся жизнь он будет вспоминать это светлое чувство. Внезапно Роберта поймала себя на том, что думает о Крисе Бакстере. Почему он так и не женился? Что нарушило его планы? Она и раньше не раз задумывалась над этим. Может, невеста променяла его на другого? Отчего-то Роберта была уверена, что она не умерла, слишком уж много горечи сквозило в его голосе, когда он говорил о несостоявшейся свадьбе. Но Крис Бакстер не из тех людей, которых могут сломить разочарования, какими бы горькими они ни были.

Глава 6

Устроив на ночь двух самых капризных пациенток, Роберта вышла в коридор. Было уже десять часов вечера, и в отделении наконец-то наступила полная тишина. Вечерок выдался еще тот. Казалось, что родственников и знакомых всех двадцати девяти женщин ее палаты внезапно охватила лихорадка посещений, и они все скопом ринулись в больницу. Ну и шум стоял! На всех языках мира! Две младшие студентки веселились от души и даже пытались вести между собой беседу на разговорной латыни. Девчушки были умненькими, но совсем еще юными, все в госпитале забавляло их, и они пародировали разнообразные ситуации. Выговоры не имели особого успеха, угомонить подружек надолго не удавалось. Дипломированные сестры обходили эту парочку стороной, стараясь сплавить их кому-нибудь еще, но старшим студенткам нравилась их неугомонность и неугасимая энергия. Они прекрасно знали, что это, к сожалению, ненадолго, очень скоро девчонкам станет не до веселья.

Маленькая черноглазая Роза Марчита со съехавшей на одно ухо шапочкой носилась по коридору, толкая перед собой коляску с Кэрол Салвини, которая лениво развалилась в кресле с прижатой к плоскому животу подушкой, изображая тучную миссис Фроменто. Миссис Фроменто считала себя центром вселенной и полагала, что все медсестры должны по первому зову исполнять любой ее каприз. По утрам она просыпалась первой и тут же требовала умыться, а вечером мадам засыпала самой последней и только после положенной чашки горячего молока с маслом. Не то, чтобы она обожала молоко с маслом, напротив, она вообще не переваривала молоко, просто толстуха считала, что раз положено — пусть дают. Этой высокомерной скандалистке самое место в частной палате с личным обслуживающим персоналом, и дамочка позаботилась о том, чтобы все вокруг знали: она может позволить себе такую роскошь, только вот не собирается швырять на ветер денежки, которые ее муженек добывает потом и кровью. Ни одна больница не стоит, чтобы за нее отваливать столько деньжищ.

Медсестры тихонько посмеивались над мадам, они-то прекрасно знали, что все ее капризы и дополнительные требования, в конце концов в виде кругленькой суммы очутятся в счете, который больница представит ее драгоценнейшему муженьку. И Рукка Фроменто, маленький работящий человечек, полная противоположность своей шумоватой женушки, заплатит все сполна, несмотря на разъяренные крики супруги, ведь он добропорядочный американец! Другие пациентки отделения с нескрываемым раздражением выслушивали ее постоянное нытье. Больницы созданы лишь для того, чтобы врачи и медсестры экспериментировали на людях, так что это они должны приплачивать пациентам, чтобы те шли к ним лечиться. Все медсестры — лентяйки, а доктора — идиоты. Вот взять ее мать — без всяких врачей и больниц произвела на свет пятнадцать детей, и ничего. Будь ее воля, она бы тоже ни за что не стала обращаться к докторам. Но этот Рукка — у него голова черт-те чем забита — заставил ее. Когда ее последний ребенок, как и предыдущие шесть, родился мертвым, доктора заставили ее лежать в постели, а не помогать мужу, и что из этого вышло? Она свалилась с этой треклятой кровати и сломала бедро. Вот тебе и доктора! Если бы она, как обычно, ушла на работу, то ничего подобного не произошло бы. И так по кругу — день за днем.

Бедро срасталось медленно. Скоро наступит июнь, а дамочке только-только разрешили садиться в коляску. Медсестры могли бы и покатать ее, все равно целыми днями дурака валяют. В солярии, конечно, хорошо, но она не потерпит, чтобы ее бросали там в полном одиночестве. Нет уж, милые мои, давайте катайте.