Одиночество простых чисел

Она тихо плакала, лицо ее некрасиво сморщилось от страдания.

— А я не хочу больше видеть этого, — сквозь слезы произнесла она.

Маттиа понял, что от ее решительности не осталось и следа, и почувствовал облегчение. Он поднялся и подумал, что надо бы поскорее уйти отсюда.

Аличе вытерла каплю крови, стекавшую по животу, застегнула джинсы. Все это время Маттиа думал, что бы такое сказать ей в утешение.

— Привыкнешь. В конце концов и замечать не будешь, — наконец выдавил он.

— Как? Это же останется навсегда, так и будет все время у меня на глазах.

— Вот именно, — подтвердил Маттиа. — Поэтому и перестанешь замечать.

Другая комната

(1995)

20

Маттиа был прав: время действовало на кожу как растворитель, стирая тончайший слой пигмента с татуировки, а заодно и их с Аличе воспоминания. Контуры, как и обстоятельства, все еще оставались темные, четко очерченные, но краски смешались и поблекли, превратившись в бесцветное пятно, не имеющее ни смысла, ни значения.

Годы учебы в лицее оставались открытой раной, которая им обоим казалась такой глубокой, что и представить невозможно. Они прожили это время, как бы постоянно сдерживая дыхание, он — отвергая мир, она — чувствуя, как мир отвергает ее, и обнаружили, что особой разницы тут и нет. У них родилась странная, какая-то несимметричная дружба: иногда они подолгу не виделись, не напоминали о себе, но при желании, особенно когда школьные стены стискивали до удушья, могли вернуться к своим свободным и чистым отношениям, чтобы прийти в себя и набраться сил.

Потом, со временем, отроческая рана затянулась. Края ее сближались благодаря еле заметному, но непрестанному движению. При каждой новой царапине короста отпадала, а свежая была темнее и толще. Но под ней зарождался гладкий и эластичный слой кожи, заменявший содранную. Из красного шрам делался белым и в конце концов сливался со всеми остальными.

Сейчас они лежали валетом на постели Аличе, неудобно поджав ноги, чтобы не касаться друг друга. Аличе подумала, что, повернувшись, могла бы упереться пальцем в спину Маттиа и притвориться, будто не замечает этого. Она не сомневалась, что он тотчас отодвинется, и решила избавить себя от маленького огорчения.

Никто из них не подумал включить музыку. Им вообще ничего не хотелось, кроме желания лежать тут, пережидая, пока сам собой не закончится этот длинный выходной день и пора будет заняться необходимыми делами — ужинать, спать и начинать новую неделю.

Из открытого окна лился желтый сентябрьский свет, нескончаемый уличный шум был настолько привычным, что они его не замечали.

Аличе поднялась и встала на кровати, отчего матрас у изголовья Маттиа едва колыхнулся. Уперев руки в бока, она взглянула на него с высоты. Свисавшие волосы скрывали строгое выражение ее лица.

— Не двигайся, — приказала она. — Не шевелись.

Спрыгнув с кровати на здоровую ногу, она протащила другую, словно какую-то ненужную вещь, которая случайно прицепилась к ней.

Маттиа прижал подбородок к груди, чтобы посмотреть, как Аличе ходит по комнате. Краем глаза он видел, что она открыла квадратную коробку на письменном столе, которую он прежде не замечал.

Аличе обернулась к нему: один глаз прищурен, другой спрятан за объективом какого-то старого фотоаппарата.

Маттиа хотел приподняться.

— Лежи! — приказала она. — Я же велела тебе не двигаться. — И щелкнула затвором.

Поляроид высунул белый тонкий язык, и Аличе помахала им, чтобы быстрее проявилось изображение.

— Где ты нашла эту штуку? — спросил Маттиа.

— В подвале. Это моего отца. Он купил его бог знает когда, но так никогда и не пользовался.

Маттиа сел в постели. Аличе уронила первый снимок на ковер и сделала еще один.

— Ладно, перестань, — попросил он. — Я всегда глупым выгляжу на фотографиях.

— Ты всегда выглядишь глупым. — И она опять нажала на кнопку. — А знаешь, я хочу стать фотографом. Решила вот.

— Фотографом? А университет?

Аличе пожала плечами.

— Это нужно только моему отцу, — ответила она, — пусть сам и учится.

— Хочешь бросить?

— Наверное.

— Но ведь ты не можешь, проснувшись однажды утром и решив вдруг заняться фотографией, перечеркнуть целый год учебы. Это никуда не годится, — заключил Маттиа.

— О, я и забыла, что ты точно такой же, как он, — с иронией заметила Аличе. — Вы оба всегда знаете, что нужно делать, а что нет. Ты уже в пять лет знал, что будешь заниматься математикой. Скучные вы. Старые и скучные.

Аличе повернулась к окну и, не выбирая ракурса, щелкнула затвором. Новый снимок полетел на ковер к другим. Она принялась топтать их, словно отжимая виноград в чане.

Маттиа хотел ответить ей, но ничего не придумал. Наклонившись, он умудрился вытянуть из-под ног Аличе первый снимок. Но белом фоне проявились контуры его запрокинутых за голову рук. Он задумался, что за реакция происходит на этой блестящей поверхности, и решил по возвращении домой непременно заглянуть в энциклопедию.

— Знаешь, а я хочу показать тебе кое-что другое, — сказала Аличе.