Одиночка

— К несчастью, в данный момент я занимаюсь транспортом, — Альфред указал на велосипедную шину.

— Ну да, здесь мы все обрели новые профессии, — засмеялся француз. — Я был в своем городе мэром.

А как его зовут? — спросил Альфред и, сняв очки, отер пот со лба.

— Кажется, Волчек, — ответил француз, направляясь в свой барак. — Лео. Следите за его игрой, если вам повезет.

Они оба знали, что он имел в виду, сказав «если вам повезет».

— Следите лучше за своими деньгами. Это может стоить вам полсотни злотых.

Глава 17

Неделю спустя Альфред увидел, как парень играет с другим местным чемпионом, Марковым. Лео разыграл староиндийскую защиту и, к восторгу зрителей, победил более опытного соперника в двадцать ходов.

Ему аплодировал даже Марков.

Альфред снова обратил внимание на привлекательную блондинку. Она стояла, облокотившись на перила перед входом в лазарет, и была полностью поглощена игрой. Но, как только матч закончился, она удалилась, сопровождаемая вежливыми поклонами охранников. Должно быть, медсестра. Или новый доктор.

Пока зрители расходились, Альфред протолкался к победителю, чьи карманы были набиты заработанными припасами и сигаретами.

— Могу я с вами переговорить, пан Волчек?

— Со мной? Я вас знаю? — насторожился молодой человек. Подозрительность была здесь естественной реакцией. Все, включая обладателей полосатых роб, либо хоть на какое-то время искали защиты, либо оказывались шпионами.

— Когда я преподавал в университетах Геттингена и Львова, меня называли герр доктор Мендль, — представился Альфред. — Но здесь, я полагаю, можно просто Альфред.

— А меня в Лодзи называли просто Лео, — улыбнулся юноша. — Но здесь я стал Королем Лео.

— Приятно познакомиться, как бы вас ни называли, молодой человек, — отреагировал Альфред. — Ходят слухи о вашей удивительной памяти. И вы, безусловно, знаете толк в шахматах.

— Буду рад, если это поможет мне продержаться тут подольше… Дома в Лодзи я был чемпионом среди юниоров, пока нас не переселили в гетто. Там конкуренция быстро сошла на нет. Шахматы уже не казались столь важным занятием. А вы, профессор, играете?

— Играл в университетские годы, — признался Альфред. — Как вы понимаете, это было довольно давно.

— Ну, здесь все мы почти одного возраста, — философски заметил Лео. — Тут никогда не знаешь, какой день будет последним. В любом случае, герр доктор, был рад. Если не возражаете, боюсь, мне пора…

— Вы так же хороши в точных науках и математике, как в шахматах? — напрямую спросил Альфред. — Раньше говорили: мозги без правильного применения — это как красота без доброты. Пустая трата сил.

Парень пожал плечами:

— Боюсь, мое образование пришлось отложить после того, как нас заставили переехать в гетто. Однако, — он лукаво улыбнулся, — я мог бы вам кое-что продемонстрировать, если вам любопытно.

— Почту за честь.

У парня были тонкие черты лица, и, будь у него волосы, он был бы блондином. Живые голубые глаза на вытянутом лице и острый ум. Плюс самоуверенность.

— Сообщите мне дату своего рождения, герр профессор.

— Как я уже говорил, я не молод. И, может быть, слишком стар, чтобы играть с вами в игры. Однако, я родился седьмого октября, если угодно. За четырнадцать лет до окончания века.

— То есть, в 1886 году, так? — мгновенно отреагировал Лео. Он взмахнул руками и поклонился. — Вот видите?

— О да, это впечатляет, — насмешливо ответил Альфред.

— А вы ожидали большего? Ну хорошо… Итак, седьмое октября 1886 года. Так вы сказали?

— К сожалению, — согласился Альфред.

— Дайте подумать, — юноша прикрыл глаза, приложил ко лбу два пальца и безмолвно зашевелил губами, словно производя подсчеты в уме. Потом он открыл глаза и произнес: — Мои поздравления, профессор, вы особенный человек, вы родились в шабат.

У Альфреда отвисла челюсть.

— Я также могу вычислить, что подобное может заявить только один человек из семи, — поддразнил его Лео.

— Первого фокуса было вполне достаточно, — произнес Альфред, безусловно впечатленный.

Парень был прав. Мать Альфреда всегда шутила, что он чудом стал ученым, а не раввином, так как в буквальном смысле родился в синагоге. Он просчитал в уме все эти годы и календари, более пяти десятков, учел високосные годы…

— Да, это удивительно. Позвольте спросить, каким образом вы это делаете? Без бумаги и карандаша, и так быстро?

— Я вывел формулу. Она включает цифровые обозначения каждого дня недели в каждом веке. В любом году даты 4/4, 6/6, 8/8, 10/10 и 12/12 выпадают на один и тот же день. Потом надо учесть високосные года, в вашем случае их было четырнадцать. Так я могу высчитать в уме любой день. Так как насчет правильного применения моих мозгов, профессор? — полюбопытствовал юноша, явно довольный собой.

— Я бы сказал, что это производит сильное впечатление, — неохотно признал Альфред. — Если вы стремитесь работать календарем.

— А вы к чему стремитесь? За то время, что вам здесь отведено.

— Не хотите попробовать кое-что? — Эту задачку на выведение простых чисел Альфред давал только самым сильным из своих студентов. — Я назову число. Запомните его.