Одиночка

— Замок, говоришь? — удивленно переспросил казак, разглядывая собственное оружие. — Так то к оружейнику толковому нужно. Сам-то я с него только стрелять умею да чистить. А так ружье доброе. Да и привык я к нему.

— Доброе, — согласно кивнул Елисей. — По стрельбе видно, что только маслом чистишь. Пуля в воздухе ровно держится.

— Маслом да мелом, — кивнул казак. — Соображаешь. А сам откуда такой штуцер взял? Приклад у тебя странный, — объяснил он свой интерес.

— Сам резал, — пояснил Елисей. — А ствол короче, потому как обрезать пришлось. Я его в сундуке дедовом нашел. Ствол от края на пясть треснувшим был. Зато в лесу да на козлах удобнее. Таким размером он оборотистее будет.

— Так ты что ж, оружейник? — растерялся казак.

— Ну, до мастера мне далеко, но кое-что умею, — кивнул Елисей, делая вид, что смутился.

— Что, и замок поменять можешь? — не унимался Ермил.

— Могу. Дело-то нехитрое, — пожал парень плечами.

— Сколько за работу возьмешь? — тут же последовал вопрос.

— Не дороже денег, — усмехнулся Елисей. — Вот с комендантом поговорю, на постой встану, а там и решим.

— Ну, давай поговорим, стрелок, — послышался голос и в балку спустился крепкий, подтянутый офицер. — Штабс-капитан Милютин. А ты кто будешь и откуда тут взялся?

— Елисей Кречет, казак. Сирота я, ваше благородие, — коротко поведал парень.

— Сирота, значит, — протянул офицер, осматривая парня внимательным, цепким взглядом. Не ускользнула от этого взгляда и серьга в ухе, и потертая черкеска, которую Елисей надел в дорогу, чтобы не трепать одежду, пошитую бабкой. И дедов кинжал на поясе.

— Сирота, — кивнул Елисей. — В мор вся семья сгинула, кроме бабки. Она меня выходила, а на Рождество и сама преставилась. Из Пригорской я, ваше благородие.

— И где все это время жил? — настороженно спросил офицер.

— Так в станице и жил, — пожал парень плечами. — После мора три бабки, я да один старый казак выжили. В общем, из Пригорской я последний остался. Старика в стычке застрелили. Бабки сами, одна за другой померли. Вот и решил, чем там одному на луну выть с тоски, к людям податься.

— Год прошел, — задумчиво протянул штабс-капитан. — Выходит, мор у вас кончился.

— Выходит, кончился.

— Ладно. Возвращайся к повозке своей. Я к тебе доктора пришлю. Посмотрим, что он скажет, а дальше видно будет. Хотя, честно признаться, не хотелось бы такого стрелка терять, — неожиданно признался комендант.

— Добре, ваше благородие. Подожду, — кивнул Елисей, решив не тянуться перед офицером, который к казачьему воинству отношение имеет опосредованное.

Именно так держались и пластуны. Вежливо, но с достоинством. Они вышли из балки, и только тут Елисей рассмотрел двух солдат с ружьями в руках, внимательно контролировавших зеленку.

«Похоже, жизнь тут у них веселая, если солдатики такие настороженные», — подумал Елисей, поглядывая на бойцов.

Комендант с казаками вернулись в крепость, а парень занялся своим хозяйством. Он успел позавтракать и попить чаю, когда из крепости вышел мужчина лет пятидесяти, с заметным животом, и решительно направился к фургону. Подойдя к костру, мужчина достал почти чистый платок и, протирая им пенсне, с интересом уставился на парня.

— День добрый, доктор, — вежливо поздоровался Елисей, усмехаясь про себя.

Бородкой, усами и пенсне врач очень напоминал Чехова.

— Здравствуйте, юноша, — надевая пенсне, кивнул доктор. — Мне тут сообщили, что вы выжили после эпидемии тифа. Правда ли это?

— Правда, доктор.

— И как теперь себя чувствуете?

— Сейчас уж добре. Вот раньше, бывало, и сознания лишался, ежели чего тяжелое подниму. Вот только как встал после болезни тощим, там тощим и остаюсь. Никак отъесться не могу. Да еще с памятью плохо, — понизив голос, словно нехотя пожаловался Елисей.

— С памятью? А что с ней не так? — оживился врач.

— Так не помню я ничего. Все, что до болезни было, словно корова языком слизала. Только и знаю то, что бабка рассказать успела.

— Занятно. Весьма занятно, — проворчал врач, попутно оттягивая парню веко и заглядывая в глаза.

Потом, приказав открыть рот и высунуть язык, он осмотрел ему горло и, кивнув, велел раздеваться. Аккуратно сняв с себя оружие, Елисей скинул черкеску, рубашку и остался стоять перед врачом в одних штанах. Внимательно осмотрев кожный покров, доктор удовлетворенно кивнул и, достав из кармана деревянный стетоскоп, принялся прослушивать парню грудь.

— Что ж, молодой человек. Должен признать, что вы абсолютно здоровы, — закончив осмотр, резюмировал врач. — Думаю, вес вы скоро начнете набирать. Это последствия болезни. Как и потеря памяти. Так бывает. Например, при сильной контузии. Не торопитесь. Придет время, все вспомнится. Просто наберитесь терпения.

— Угу, а голова предмет темный и исследованию не подлежит, — усмехнулся Елисей и чуть не взвыл, мысленно обозвав себя тупым ослом.

В ответ доктор громко, от души рассмеялся, явно оценив немудрящую шутку.

— Похоже, вы, юноша, получили кое-какое образование, ежели умеете такими понятиями оперировать, — отсмеявшись, отметил он.