Одиночный выстрел

Однако дальнейшие события убедили младшего лейтенанта в том, что делегация действительно сформирована и действительно полетит за океан. Из кабинета Михайлова они довольно быстро переместились в кабинет заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Александрова. Он устроил им маленький экзамен по истории партии и комсомола, интересовался деталями их биографии и службой в РККА. Судя по всему, партийный чиновник высокого ранга остался доволен ответами.

Затем членов делегации повезли в Наркомат иностранных дел, и они очутились в его подвальном помещении, похожем на огромный универмаг, только совершенно безлюдный. В витринах и на застекленных прилавках там лежали предметы мужского и женского туалета, в свободной продаже в Москве давно не встречающиеся.

Людмилу сопровождал молодой сотрудник, и ей было неудобно при нем отбирать нужные вещи. Он же, ничуть не стесняясь, давал весьма разумные советы, и скоро оба больших чемодана, выданные ей тут же, наполнились доверху. Платья, блузки, юбки, английские жакеты, нижнее белье, чулки, носки, носовые платки, шляпки, перчатки и шарфики разных цветов и фасонов — все это дали бесплатно, аккуратно упаковали и попросили расписаться в длинной ведомости.

Но этим дело не ограничилось.

Пчелинцев и Павличенко являлись военнослужащими, их следовало экипировать соответствующим образом. Так они попали в экспериментальную пошивочную мастерскую Наркомата обороны на Фрунзенской набережной, в народе называемую «генеральское ателье». Если для Пчелинцева парадный мундир подобрали в течение часа, то с Людмилой ничего не получалось. Женских парадных кителей в ателье не было, сшить такую одежду за сутки не смог бы никто. Приняли решение переделать для нее одну из генеральских гимнастерок из тонкого чистошерстяного габардина, сняли мерки и обещали доставить заказ к вечеру прямо в ЦК ВЛКС.

Затем настало время особых консультаций и инструкций. Проводили их сотрудники компетентных органов. Красавченко, Пчелинцев и Павличенко узнали много нового для себя о нынешней политике союзных держав, о международном молодежном и студенческом движении, о государственном устройстве Соединенных Штатов Америки и биографиях их лидеров. Им советовали, как вести себя в тех или иных случаях, диктовали тезисы выступлений, предупреждали о возможных провокациях. Кое-что разрешали записать, кое-что советовали запомнить.

Довольно сложным был вопрос о знании языка. Переводчиков им дадут, в этом в Москве никто не сомневался. Но лучше иметь хоть какие-то собственные познания, потому что возможны контакты — и они очень важны — с простыми людьми на митингах. Николай Красавченко честно признался, что никакими языками не владеет. Владимир Пчелинцев изучал в институте только немецкий. Но Людмила имела фору: дома вместе с мамой в детстве, а потом в школе и университете она учила английский.

В Наркомате иностранных дел им оформили заграничные паспорта. Они выглядели красиво и солидно: продолговатой формы, в твердой обложке, оклеенной красным шелком с вытесненным гербом страны, внутри текст на русском и французском языках и маленькая фотография внизу. Семейное положение Люды сотрудники Наркомата определили без ее участия: «не замужем». Прилагалось и описание примет. Павличенко узнала, что рост у нее — средний, глаза — карие, нос — прямой, по цвету волос она — шатенка.

Кроме того, комсомольско-молодежную делегацию снабдили валютой: по две тысячи долларов на каждого. Вполне приличная сумма, как им сказали в Наркоминделе. Однако выдали ее мелкими купюрами, и толстая пачка зеленоватых американских денег с портретами президентов заняла много места в чемодане.

Несколько растерявшись от калейдоскопа внезапных событий, от всего увиденного и услышанного за последние часы, они поздним вечером опять попали в здание ЦК ВЛКСМ на Старой площади, в кабинет к Николаю Михайлову. Он шутил, смеялся и чувствовал себя именинником. Люди, подобранные им, все проверки прошли успешно, высокому начальству понравились и готовы отправиться в дальнее путешествие. По такому случаю здесь состоится прощальный ужин. Машины за женой Пчелинцева Ритой, живущей в Вишняках, и за матерью Павличенко, Еленой Трофимовной Беловой, живущей на Стромынке, уже посланы.

Вдруг у него на столе зазвонил особенный, белый, телефон с гербом СССР, напечатанным в центре диска. Первый секретарь мгновенно схватил трубку и голосом, исполненным глубокого почтения, если не сказать, страха доложил:

— Михайлов — у аппарата… да, слушаю… Сейчас приедем…

Москва в два часа ночи была пустынна и темна. Однако Боровицкие ворота, через которые машина Михайлова въехала на территорию Кремля, освещались с двух сторон. Там стояла охрана: автоматчики в форме внутренних войск НКВД, солдаты с самозарядными винтовками Токарева. Документы проверяли тщательно. Но список полуночных посетителей у них был, и вскоре лейтенант, командующий караулом, козырнув Михайлову, отдал приказ пропустить автомобиль.