Одинокие сердца (ЛП)

Он стоял в спальне, сжимая хрупкую ведьму в объятьях. Магия переполняла их: тёплое янтарное свечение окутывало Гермиону, а вокруг Люциуса, искрясь словно снежинки, вращались сверкающие кристаллики. Разноцветные сияющие вихри кружились, сливаясь воедино и растворяясь друг в друге.

Невесомо танцуя на прекрасных, цвета красного дерева волосах Гермионы и придавая мерцающий опаловый блеск серым глазам Люциуса, озорные лунные блики дразнили чувства, превращая действительность в сказку. Волшебство призрачного лунного света освобождало их от сомнений и забот, будило беспечность и чувственность, заставляя забыть о прошлом и будущем. Для них существовало только сейчас, только объятья друг друга, только страсть и огонь.

Выпустив Гермиону из рук, Люциус низко и глухо выдохнул:

— Раздень меня.

Беспрекословно подчинившись приказу, она медленно развязала шейный платок, неспешно, одну за другой расстегнула пуговки, поочерёдно снимая и отбрасывая в сторону его многочисленные одежды и наслаждаясь каждой минутой. Когда нежные пальцы коснулись тела, Люциус не смог сдержать восторженного, гортанного стона, отозвавшегося у неё внутри мелкой дрожью. Едва касаясь, Гермиона благоговейно ласкала гладкую, словно отшлифованный мрамор кожу. Великолепие этой зрелой мужской красоты завораживало. Запах его пьянил сильней вина, горящий страстью взгляд и часто вздымающаяся грудь кружили голову.

Когда лёгких прикосновений стало недостаточно, Люциус скинул с её плеч шёлковый халат и увлёк за собой в постель. Впервые за всю их недолгую историю он позволил Гермионе вести в любовном танце. Та с готовностью приняла роль, заставив его улечься на спину и оседлав крепкие бёдра. Он был полностью в её власти, сдавшись на милость победительницы. Поддразнивая, Гермиона медленно скользила губами, вкушала его, смаковала, боготворила каждый дюйм этого великолепного тела, пока Люциус не взмолился хриплым прерывающимся голосом:

— Возьми меня, милая… Позволь войти в тебя… Почувствовать тебя…

Приподнявшись на коленях, Гермиона медленно, мучительно-медленно начала опускаться, наслаждаясь болезненно сладкой дрожью, пока Люциус проникал, скользил внутрь горячего, влажного тела. И когда оказался полностью в ней, одновременно раздались его гортанный вскрик и протяжный стон Гермионы, объявляющие о слиянии и единстве двух душ, сердец и тел. В эту секунду обоим показалось, что мир замер вокруг них, время остановило свой бег, а земля прекратила вращение. Но вот горящие взгляды встретились, и сердца забились с удвоенной силой. Они начали древний, как сама жизнь, танец, и мир родился заново, а время и земля возобновили вечное движение в унисон с любовниками.

Она была прекрасной мечтой, соблазнительной сиреной и вела обоих к кульминации с такой уверенностью и страстью, что Люциус совершенно потерялся в захвативших его ощущениях.

Конечно, позже ночью он заставит её покориться, и она отдастся ему вся, без остатка много раз. Но сейчас… Восхитительный образ движущейся на нём Гермионы — её порозовевшая, шелковисто мерцающая, нежная кожа и янтарные глаза, полузакрытые в экстазе; вишнёво-красные, припухшие от поцелуев губы и дикие, разметавшиеся по хрупким плечам кудри; тяжёлые, налитые груди и округлый животик — всё это останется в его памяти навсегда, подогревая желание и сводя с ума…

Снова и снова они утоляли безумную жажду, наслаждаясь друг другом, пока наконец в полном изнеможении не достигли финала.

Они лежали в своей постели, сплетясь в единый клубок истомлёно-расслабленных тел, шёлковых простыней, кудрей Гермионы и локонов Люциуса.

— Я должна идти, — сказала она, придя в себя.

— Останься… Никто не ждёт тебя дома… только холодная постель и горькое одиночество… Спи…

Сильные руки Люциуса крепко обняли Гермиону, а мерный стук его сердца успокоил и погрузил в сон.

* * *

Её разбудило безжалостное солнце, нещадно слепившее глаза колючими лучами. Люциуса рядом не было, и Гермиона лежала в постели одна.

Утро принесло с собой осознание того, что она натворила. Неуловимая эйфория ночи испарилась, исчезла с первым лучом солнца, отпустив на волю растерянность, чувство вины, отчаяние и печаль. Жестокая реальность неумолимо пронзала Гермиону острыми иглами мрачных, тяжёлых мыслей, заполнивших разум.

«Это не любовь!.. Это предательство!.. Настоящее предательство!..»

Они звенели в голове всё громче, вызывая нестерпимое желание убежать, спрятаться ото всех и от себя. Гермиона поспешно вскочила с постели, но тут дверь отворилась, и в комнату вошёл полностью одетый Люциус.

— Доброе утро.

Его свежевыбритое лицо не выдавало никаких признаков замешательства или сомнений, на тонких губах играла мягкая, довольная улыбка. Обнаженная Гермиона застыла посередине комнаты, отчаянно пытаясь найти свою одежду. В следующее мгновение в руках Люциуса появился халат.

— Ты не это ищешь, дорогая?