Одинокий волк

– Слишком громко, – плакал подросток.

С этого дня он стал единственным человеком на планете, который мог понять, что я чувствовал, когда вернулся.

Джо

– Знаешь, – говорю я, закрывая дверь конференц-зала, – впредь я хотел бы, чтобы, перед тем как что-то говорить, ты советовался со мной. Я здесь для того, чтобы все, что ты хочешь сказать, облекать в форму прямых вопросов, а не спонтанных выкриков.

– Простите, – бормочет Эдвард, закрывая лицо руками. – Я не хотел.

– Не хотел чего? Бросить очередную бомбу в зал суда? Довести сестру до слез? Окончательно раздавить мать?

Я смотрю на телефон. Джорджи исчезла. Я звонил ей, посылал сообщения, но она не отвечает. Она была в зале суда, когда Эдвард признался в том, что отец ей изменял, – теперь ее там нет. Я, если честно, изо всех сил пытаюсь убедить себя, что она не настолько расстроилась из-за того, что узнала о бывшем муже, чтобы прятаться от всех. Я изо всех сил пытаюсь верить в то, что со мною она счастлива и сможет отмахнуться от этого неприятного открытия. Одно хорошо – ее не было в зале суда, когда Эдвард сделал свое последнее, настоящее признание.

Я сажусь и ослабляю галстук.

– Ну?

Эдвард поднимает на меня глаза.

– Когда я вечером застал его с помощницей в вагончике, он сам на себя не был похож. Вел себя необычно. Боялся, что я расскажу маме. Клялся, что это ошибка. Что подобное случилось всего один раз, под влиянием момента, и больше никогда не повторится. Не знаю, почему я решил ему поверить. Но когда я вернулся домой, мама сразу поняла, что со мною что-то происходит. Решила: все дело в том, что я признался отцу, что я гей. Так было проще, и я не стал ее разубеждать. Но через день я, как обычно, просматривал счета и обнаружил счет за аборт из клиники в Конкорде. Я знал об этой клинике, потому что одна старшеклассница в том году забеременела и ее отправили в Конкорд, чтобы все уладить. Кроме того, к счету прилагалась записка. В ней говорилось: «Благодарим за то, что вы полностью оплатили процедуру во время визита. Примите наши извинения за неполадки с компьютером. Пожалуйста, получите копию квитанции для страховки». Я очень удивился полученному счету и был уверен, что на почте что-то перепутали, пока не прочел имя пациентки: Рэн Макгроу. Студентка колледжа, которую нанял мой отец, чтобы ухаживать за волками. Та, с которой я его застукал в постели. – Он откусывает слова, как будто это цепочка между зубами. – Та, насчет которой он клялся, что никогда раньше не спал с ней. – Эдвард натужно смеется. – Наверное, это укладывается в тот образ бога, который создали отцу окружающие, раз он, как видим, способен на непорочное зачатие.

– И тогда ты уехал, – резюмирую я.

Эдвард кивает.

– Всю жизнь я чувствовал, что не оправдываю его ожиданий. Не о таком сыне он мечтал. Но оказалось, что я тоже мечтал не о таком отце. Как только человек о чем-то узнает, от этого знания уже не избавиться, и я понимал: постоянно встречаясь с ним, я не смогу себя сдерживать. Но я не смог бы объяснить, почему так себя веду, не ранив маму и Кару. Поэтому я отправился в Редмонд и прилепил к зеркалу в ванной квитанцию за аборт. А потом уехал.

– Ты не подумал, что своим побегом причиняешь боль матери?

– Мне было восемнадцать лет, – оправдывается Эдвард. – Я вообще ни о чем не думал.

– Зачем ты сейчас об этом сказал, Эдвард? Это некий последний предсмертный пинок отцу?

Он качает головой.

– Если честно, мне кажется, что он все равно будет смеяться последним. Если бы я не знал, как все произошло на самом деле, то подумал бы, что он это заранее спланировал. После шести лет разлуки мы снова вместе. И нам приходится вместе принимать решения. Только представьте, – усмехается Эдвард, – мой отец наконец-то научил нас поступать, как стая.

Хорошая новость: когда мы возвращаемся в зал суда, Джорджи уже там и выглядит не слишком расстроенной, а просто получившей подтверждение своим догадкам. Плохая новость – я должен провести перекрестный допрос собственной падчерице.

У Кары такой вид, как будто она готовится встретиться лицом к лицу с инквизицией. Я подхожу ближе и наклоняюсь к ней.

– Ты слышала о парне, который упал со здоровенного дерева?

Она хмурится.

– Так вот, он полностью выздоровел.

У нее вырывается смешок. Я подмигиваю ей.

– Кара, правда ли, что один из волков в вольере твоего отца потерял лапу?

– Да, он угодил в капкан, – отвечает она, – и отгрыз себе лапу, чтобы освободиться. Отец его выходил, хотя все говорили, что он не жилец.

– Но тому волку хватило трех ног, чтобы убежать, верно?

– Наверное.

– И три ноги не мешают ему есть?

– Нет.

– Он может бегать со стаей?

– Да.

– И может общаться с остальными членами стаи?

– Конечно.

– Но с твоим отцом все по-другому, не так ли? Травма не позволит ему делать все эти вещи, которые для него означают «полноценно жить»? – задаю я вопрос.

– Я уже говорила, – упрямо говорит Кара. – Для отца любая жизнь – значима.