— Ладно, — помолчав, ответил Одиссей. — М
— Ты правильно понял всё. Кроме самого главного.
Детектив нахмурился. Не потому, что это было обидно, скорее наоборот. А от плохого предчувствия, которое шевельнулось в костях.
— С’харны не убили себя. Они сбежали подальше от звёзд в холодную межгалактическую пустоту, и там застыли в замедленном страдании, чтобы вернуться, когда мир придёт на грань. Это свершится уже скоро. Но это не главное, хотя и является частью всеобщей судьбы. А главное…
— Почему архаи сдались и отступили, — прошептал Фокс. — Почему их жизнь утонула в безнадёжности и тоске.
— Мы осознали, что небытие не является частью мироздания. Мироздание является частью небытия.
— Что это меняет? — нахмурился детектив.
— Всё. Не бездна изнанка нашего мира. Мы изнанка бездны. Вселенная — аномалия и ошибка, которой не должно было случиться.
— Ну и что? — пересохшим горлом спросил Одиссей, внутри которого всё стало сжиматься.
— Всегда и повсюду было Ничто, — сказал Древний грустно и торжественно. — Точнее, во всеобъемлющем нигде никогда не было Ничто. Спокойное, равнодушное, лишённое времени, движения, причин и следствий, рождения и смерти, горестей и радостей, попыток и неудач, великое и безликое, непоколебимое и неотвратимое Ничто — нет, всё это неправильно, на самом деле всего лишь
— Но хорошо для нас? — одними губами возразил Одиссей.
— Мы не важны. Мы флуктуация смысла в бесконечности бессмыслия. Мы невообразимо крошечные, бесправные гости и безвольные зрители даже в нашем мире, что говорить о безбрежной пустоте.
— И бездна ненавидит нас?
— Абсолютно равнодушна. Но мы не можем существовать в пустоте. Мы ей противоположны.
— Значит, ничто не пытается нас убить, но любое взаимодействие приводит к полному распаду?
— Да.
— Тогда почему бы нам просто не жить в пределах вселенной? — воскликнул Одиссей. — Ведь у нас невообразимое количество времени и пространства, которого хватит на немыслимое количество поколений, цивилизаций, историй! Вот и хорошо, что мы такие маленькие и быстрые! Пусть мы не можем длиться вечно и даже слишком долго, пусть мы мимолётны, пускай цивилизации угасают, возникают снова, и опять угасают в пустоте. Всё же в миллиард раз лучше
— Ты так и не понял, — глухо сказал Древний, в его голосе послышалась боль, и человеку стало невыносимо печально. Архаи были настолько жизнелюбивы и добры…
— Объясните мне.
— Вселенная конечна. Бездна терпеливо ждёт, когда закончится всё бытие, ведь для ничто любые триллионы лет не имеют длительности и смысла. Для нас вселенная будет существовать невообразимо долго, но когда-то она превратится в ничто, флуктуация исчезнет и наступит блаженная пустота, — Древний на секунду замолчал, чтобы Фокс его расслышал. — Но закончившись, вселенная канет в небытие
Одиссей содрогнулся.
Он вспомнил, насколько мучительно было соприкосновение с пустотой, абсолютный распад в её всепроникающей хватке. Вспомнил, что это была всего лишь симуляция архаев. Подумал, что он соприкасался с псевдо-небытием очень малое время, не успел даже потерять контроль над движением и мыслью, оставался в сознании, пусть и дрогнувшем от распада.
Сколько еще зияющих провалов безвременья ему было уготовано мучаться, если бы он правда оказался там? Был ли вообще конец муке распада? Одиссей никогда в жизни не захотел бы испытать это снова. Тем более, по-настоящему. Тем более…
— Все? — спросил он, не веря. — Когда вселенная кончится, все, кто когда-либо жил?..
— Не просто все. В каждый момент своей жизни. Всегда.
Фокс отступил назад, у него подкосились ноги. Он понял всю картину разом, за секунду, от и до. Он понял, почему великие и всемогущие архаи десятки тысяч лет искали выход и с каждым поколением становились печальнее и бледнее. Потому что выхода не было. Он понял, почему отчаянные Забытые пошли на заведомую смерть, лишь бы попытаться. Почему иксарцы предпочли избавиться от разума и сознания, чтобы хотя бы их будущие поколения не испытали того, что уготовано испытать тем, кто уже был рождён. Почему схарны обезумели и подвергли себя немыслимым страданиям тела… которые меркнут перед мучительностью полного распада в пустоте.