Впереди совсем новая жизнь, к которой придется еще приспосабливаться. Но и это должно быть приятно. В общем, трудно передать владевшие мной тогда чувства. Не знаю, может быть, они походили на то, что испытывал в свое время Буковский, — из тюремного карцера, без перехода, в свободный мир, да не так просто, где ты сам по себе, а туда, где ты сразу герой и историческая личность. И снова у меня в голове как-то одномоментно возникла картина предстоящей жизни с ее радостями, а если и сложностями, то все равно приятными и интересными…
Предстоящее требовало пройти процесс новой самоидентификации. Обрести новый имидж. И я его нашел.
На «солнечной» палубе — не в смысле, что она освещалась солнцем, хотя и это тоже, но просто так называется крыша самой верхней на корабле надстройки — я встретил прогуливающегося Шульгина.
Сашка был хорош! Очевидно, он тоже задумался о своем предстоящем существовании.
Облаченный в белый костюм с жилеткой, белые кожаные туфли на пуговицах, в стетсоновской шляпе и с тростью, он выглядел этаким Чеховым, Антоном Павловичем, излеченным от чахотки и вместо Сахалина побывавшим на каторге Новой Каледонии. Где климат лучше.
Приветствовав меня небрежным кивком, он счел нужным заметить:
— Свой путь земной пройдя до половины, я решил, что пора приобретать ПРИВЫЧКИ! Для начала — ни капли спиртного до захода солнца, ежедневно — свежее белье и рубашки, и никакого металла, кроме золота…
В подтверждение этих слов он продемонстрировал мне массивный, как кистень, брегет с репетицией, пригодную для удержания бультерьера цепь поперек пуза и перстень с бриллиантом каратов в десять.
— Недурно, — сказал я. — Совсем недурно. Только как насчет пистолета? Тяжеловат будет…
— Могу водить при себе телохранителей, или сделать золотое напыление…
— Тоже выход. Однако это все для девочек. А в натуре соображения имеются?
— Натюрлих, яволь!
Все всякого сомнения, Сашка осознал себя в полной мере. И, что бы там ни ждало нас в будущем, скучно нам не будет. Рефлексия — штука хорошая. В определенные моменты. И как же здорово, что рядом всегда есть человек, рефлексиям чуждый или умеющий их непринужденно скрывать.
— Слышь, Дик, а что ты сегодня ночью делал?
Он посмотрел на меня подозрительно.
— Желаешь знать подробности? Как я это самое?..
— Нет, по правде…
— Тогда… Перечитывал «Черный обелиск»…
— Слава богу. Это уже похоже на серьезный подход.