Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром

Новиков отметил еще и то, что свои ядовитые стрелы она пока что позволяет себе пускать в Сашку, других не задевает, наоборот, со всеми подчеркнуто деликатна и благожелательна.

— Да, конечно же, ничем! — Шульгин не стал убирать с лица веселость, удовольствие от приятной и остроумной беседы. — За маленьким пустячком. Мы у себя дома имеем право делать что нравится и никаких умозрительных теорий высшего порядка воплощать не собираемся. А так, посмотреть интересуемся, какая из сторон в той дурацкой войне действительно правее была. Ты «Двенадцать стульев» не читала скорее всего. Так там Остап, проигрывая, что сделал? Набрал полную горсть фигур и швырнул их в глаза партнеру… Вот и идейные отцы наши, Лукич и компания, свободные выборы проиграв, в Учредилку то есть, подобный финт и проделали. Что в таком случае беспристрастный судья сделать должен?

Сегодня Шульгин продолжал удивлять Новикова. Не сейчас ведь придумал он все свои неординарные доводы, не один день должен был размышлять, поскольку ранее мало интересовался этими вопросами.

Если… Если это не очередное проявление его вновь обретенной суперинтуиции.

Ничего существенного друзья Шульгину не возразили. Поскольку главное им было сделано — трагедия плавно перетекала в фарс. Вдобавок совместными усилиями Олега они довели до кондиции, в которой он становился тих и благодушен. Берестин, тоже довольно-таки навеселе, подсел к нему и стал объяснять, что вообще зря он спорит и принимает все близко к сердцу, потому как все ерунда.

— Ты же пойми, все уже случилось. И война кончилась, и дедушка твой победил, и даже развитой социализм построил, если, конечно, жив, прошу прощения… А раз так, какое тебе дело, чем здесь эта война кончится? Раз красные, раз белые, а потом что-нибудь еще придумаем, ну, пусть Махно победит… — И дальше, повторяясь и путаясь, начал рассуждать, что вот в роли Маркова, вернее, через память Маркова, или нет, как-то еще по-другому, но он уже один раз брал Перекоп с той стороны и теперь считает только справедливым, если ему дадут с противоположной стороны Перекоп отстоять…

Новиков наклонился к Воронцову и, стараясь не привлекать общего внимания, шепнул:

— Знаешь, капитан, хорошо бы Наталья намекнула Лариске — пусть забирает Олега и устроит ему «ночь любви»… Пить ему хватит, а так пусть отвлечется и завтра целый день спит. А впредь мы не позволим ему забивать себе голову ненужными мечтаниями…

— Сделаем, — подмигнул Дмитрий, — все, что требуется, и многое сверх того… Это ты правильно придумал!

— А то! Лариска, на мой взгляд, если всерьез за него возьмется… Особенно, если ей самой предварительно кассетку поинтереснее подсунуть, чтобы растормозилась…

— Да они и без допинга в полном порядке, смотри, как глаза сверкают…

К ним подошла Наташа, от ее ревнивого внимания не укрылась странная, по ее мнению, конфиденция друзей-соперников. Воронцов тут же пересказал ей их мужской замысел открытым текстом.

Наталья Андреевна (у нее очень четко прослеживались переходы, когда она просто Наташа, а когда с отчеством) чопорно поджала губы, но не сдержалась, прыснула, чуть закрасневшись.

— Пошляки вы, господа офицеры. Чем всякие глупости придумывать, приглашайте дам танцевать. Прочее же — не ваша забота…

Из записок Андрея Новикова