Одиссей Полихроніадесъ

Выросъ онъ далеко, въ своемъ сел, ухалъ на чужбину; воротился двадцати шести лтъ; вспомнилъ объ Элениц этой. Спросилъ: «что жъ, поправилась эта Эленица посл моего комплимента?» «Такъ поправилась Эленица, сказали ему люди, что вышла, какъ древняя Елена, за которую считали старцы троянскіе приличнымъ кровь проливать. Стала она истинно, по словамъ псенъ нашихъ, белокурая и черноокая; очи оливки, а брови снурочки; рсницы, какъ стрлы франкскія, а волосы — сорокъ пять аршинъ! Она вышла замужъ за хорошаго молодого человка, семьи не важной, и самъ онъ ребенкомъ овецъ пасъ; но его мать хорошая хозяйка, и онъ обучился въ школ и теперь учителемъ школьнымъ во ракію ухалъ».

— Вотъ и солгала цыганка! — сказалъ отецъ и смялся.

Однако цыганка не солгала. Еще прошло три года; опять отцу захотлось побывать на родин, и родные ему все писали, чтобъ онъ непремнно возвратился жениться.

Пріхалъ онъ по новой дорог, черезъ горы, которыя онъ мало зналъ. халъ онъ только съ двумя товарищами; запоздали и сбились съ дороги. Стало темнть, погода была зимняя, дурная, сталъ падать снгъ. Стали и лошади падать.

И ршились они захать ночевать въ село, которое въ сторон совсмъ и не на пути ихъ стояло. Спутники отца моего были люди попроще его и попривычне ко всему; одинъ былъ кузнецъ изъ нашихъ загорскихъ крещеныхъ цыганъ, а другой былъ ханджи2. Кузнецъ имлъ въ этомъ сел другого кузнеца знакомаго и взялъ съ собой къ нему въ хижину ханджи, а отца моего пожаллъ, потому что ему дорогой сильно нездоровилось, и отыскалъ ему ночлегъ въ дом одной старушки, которая жила въ своемъ хорошенькомъ домик втроемъ, съ невсткою молодой и слугою.

Отецъ обрадовался и общалъ хорошо заплатить за ночлегъ.

Встртили его съ огнемъ на лстниц и съ почетомъ, и старушка, и слуга, и невстка вышла сама съ лампадой. Хоть и поздній былъ часъ, а на ней сверху была новая аба

3 безъ рукавовъ, вся сплошь расшитая краснымъ шелковымъ шнуркомъ, и платочекъ, голубой ли, красный ли, желтый ли, не помню я, только онъ былъ ей къ лицу. И отецъ мой былъ рослый мужчина и молодецъ. Посмотрлъ онъ на невстку, и она хотла къ рук его подойти; а онъ ей сказалъ: «Кирія моя добрая, не присуждайте меня съ тридцати лтъ моихъ прямо въ сдые и почтенные архонты. Не дамъ я вамъ моей руки цловать и не стою я этого!»

Хозяйку дома звали кира Евгенко Стилова; она была старушка превеселая, предобрая… и сейчасъ же въ простот своей все разсказала отцу.

— Вдова она у меня, вдова! — закричала она. — Сына имла я, да на чужбин умеръ, а мы съ ней его молитвами хорошо живемъ, и я все мое имніе ей отдамъ и найду ей мужа хорошаго, чтобы со мной вмст жила, чтобы кормила меня и чтобы смотрла за мной…

Постлала красивая вдова отцу моему мягкую постель на широкомъ диван у большого очага; положила ему красную шелковую подушечку съ тюлевой наволочкой; два одяла шелковыя, восточныя, одно на другое, и углы имъ въ головахъ у подушки загнула, чтобы только былъ ему одинъ трудъ — лечь и заснуть. На очагъ повсила на гвоздик лампадку; воды сама на ночь принесла. Кофе сама сидя предъ нимъ у очага сварила и сапоги съ него почти насильно сняла, чтобъ ему покойне было ссть съ ногами на диванъ.

«Говорю я со старухой, разсказывалъ посл отецъ, а самъ все однимъ глазомъ на вдову взоръ косвенный бросаю. И что эта женщина ни сдлаетъ, все мн нравится! Кофе подастъ и станетъ ждать, головку на бокъ, съ подносомъ; кофе вкусенъ. Сапоги стала снимать, сердце мое отъ радости и стыда загорлось; и въ очаг же дрова такія сухія большія поставила, и сухими сучьями такъ хорошо и скоро ихъ распалила, что и я вовсе распалился! Слово скажетъ… и какое жъ слово? Великое какое-нибудь? — ничтожное слово: «на здоровье кушайте», напримръ, аманъ! аманъ! Пропалъ человкъ! и это слово человку медомъ кажется!»

Ночью отецъ совсмъ заболлъ; у него такая сильная лихорадка сдлалась, что онъ въ этомъ дом дв недли прожилъ и пролежалъ.

Старушка и невстка ея доктора ему привели и смотрли за нимъ какъ мать и сестра. Онъ и стыдиться предъ ними вовсе пересталъ. И все ему въ этомъ дом еще больше прежняго начало нравиться, особенно когда посл болзни ему весело стало.

Попросилъ отецъ какихъ-нибудь книгъ почитать. Старушка сходила къ священнику и къ учителю, къ богатымъ сосдямъ и принесла ему много книгъ.

Читалъ мой отецъ, лежалъ, гулялъ по дому, и все ему было пріятно. Вдова сама попрежнему служила ему. Она даже сама ему вымыла два раза ноги и вытерла ихъ расшитымъ полотенцемъ.

«Судьба была!» говорилъ отецъ. Онъ уже не могъ оторваться отъ услужливой и красивой вдовы.

Разъ поутру помолился онъ Богу и, увидавъ на стол Библію, съ глубокимъ вздохомъ раскрылъ ее, желая подкрпить свое ршеніе какимъ-либо священнымъ стихомъ.

Онъ до конца своей жизни считалъ это гаданіе свое истиннымъ откровеніемъ. Три раза раскрывалъ онъ, крестясь, св. Писаніе, и вотъ что ему выходило изъ Евангелія, апостоловъ и притчей Соломона.