Одиссея капитана Блада

"I have never deemed Barbados the earthly mirror of heaven," she confessed. "But no doubt you know your world better than I."	- Я никогда не считала Барбадос раем, но вы, конечно, знаете мир лучше меня.
She touched her horse with her little silver-hilted whip.	- Она тронула лошадь хлыстом.
"I congratulate you on this easing of your misfortunes."	- Рада все же, что ваша судьба оказалась не слишком тяжелой.
He bowed, and she moved on.	Он поклонился. Арабелла поехала дальше.
Her negroes sprang up, and went trotting after her.	Негры побежали за ней.
Awhile Peter Blood remained standing there, where she left him, conning the sunlit waters of Carlisle Bay below, and the shipping in that spacious haven about which the gulls were fluttering noisily.	Некоторое время Блад стоял, задумчиво рассматривая блестевшую под лучами солнца поверхность огромной Карлайлской бухты, чаек, летавших над ней с пронзительными криками, и корабли, отдыхавшие у набережной.
It was a fair enough prospect, he reflected, but it was a prison, and in announcing that he preferred it to England, he had indulged that almost laudable form of boasting which lies in belittling our misadventures.	Здесь действительно было хорошо, но все же это была тюрьма. В разговоре с девушкой Блад преуменьшил свое несчастье.
He turned, and resuming his way, went off in long, swinging strides towards the little huddle of huts built of mud and wattles - a miniature village enclosed in a stockade which the plantation slaves inhabited, and where he, himself, was lodged with them.	Он повернулся и мерной походкой направился к группе беспорядочно расположенных хижин, сделанных из земли и веток. В маленькой деревушке, окруженной палисадом, ютились рабы, работавшие на плантации, а с ними вместе жил Блад.
Through his mind sang the line of Lovelace:	В его памяти зазвучала строфа из Ловласа[16]:
"Stone walls do not a prison make, Nor iron bars a cage."	Железные решетки мне не клетка, И каменные стены - не тюрьма...
But he gave it a fresh meaning, the very converse of that which its author had intended.	Однако он придал этим словам новое значение, совсем противоположное тому, что имел в виду поэт.
A prison, he reflected, was a prison, though it had neither walls nor bars, however spacious it might be.	"Нет, - размышлял он. - Тюрьма остается тюрьмой, даже если она очень просторна и у нее нет стен и решеток".
And as he realized it that morning so he was to realize it increasingly as time sped on.	Он с особой остротой понял это сегодня и почувствовал, что горькое сознание рабского положения с течением времени будет только все больше обостряться.
Daily he came to think more of his clipped wings, of his exclusion from the world, and less of the fortuitous liberty he enjoyed.	Ежедневно он возвращался к мысли о своем изгнании из мира и все реже и реже к размышлениям о той случайной свободе, которой ему дали пользоваться.
Nor did the contrasting of his comparatively easy lot with that of his unfortunate fellow-convicts bring him the satisfaction a differently constituted mind might have derived from it.	Сравнение относительно легкой его участи с участью несчастных товарищей по рабству не приносило ему того удовлетворения, которое мог бы ощущать другой человек.