Одиссея последнего романтика

Опять они, два призрака опять…Старинные знакомцы: посещатьМеня в минуты скорби им дано,Когда в душе и глухо, и темно,Когда вопрос печальный не одинНа дно ее тяжелым камнем палИ вновь со дна затихшую подъялЗмею страданий… Длинный ряд картинПечальною и быстрой чередойТогда опять проходит предо мной…То — образы давно прошедших лет,То — сны надежд, то — страсти жаркий бред,То радости, которых тщетно жаль,То старая и сладкая печаль,То всё — чему в душе забвенья нет!

И стыдно мне, и больно, и смешно,Но стонов я не в силах удержатьИ к призракам, исчезнувшим давно,Готов я руки жадно простирать,Ловить их тщетно в воздухе пустомИ звать с рыданьем…

2

Вот он снова — домАрхитектуры легкой и простой,С колоннами, с балконом — и кругомРаскинулся заглохший сад густой.Луна и ночь… Всё спит; одно окноВ старинный сад свечой озарено,И в нем — как сон, как тень, мелькнет подчасМалютка ручка, пара ярких глазИ детский профиль… Да! не спит она,—

Взгляните — вот, вполне она видна —Светла, легка, младенчески чиста,Полуодета… В знаменье крестаСложились ручки бледные!.. ОнаВ молитве вся душой погружена…И где ей знать, и для чего ей знать,Что чей-то взгляд к окну ее приник,Что чьей-то груди тяжело дышать,Что чье-то сердце мукою полно…Зачем ей знать? Задернулось окноГардиною, свеча погашена…Немая ночь, повсюду тишина…

3

Но вот опять виденье предо мной…Дом освещен, и в зале небольшойТеснятся люди; мирный круг

своихСвободно-весел… Ланнера ^{17}живойМотив несется издали, то тих,Как шепот страсти, то безумья полнИ ропота, как шумный говор волн,И вновь она, воздушна и проста,Мелькает легкой тенью меж гостей,Так хороша, беспечна так… На нейЛишь белизной блестит одной убор…Ей весело. Но снова чей-то взорС болезненным безумием прильнулК ее очам — и словно потонулВ ее очах: молящий и больной,За ней следит он с грустию немой…

4

И снова ночь, но эта ночь темна.

И снова дом — но мрачен старый домСо ставнями у окон: тишинаУже давным-давно легла на нем.Лишь комната печальная однаЛампадою едва озарена…И он сидит, склонившись над столом,Ребенок бледный, грустный и больной…На нем тоска с младенчества легла,Его душа, не живши, отжила,Его уста улыбкой сжаты злой…И тускло светит страшно впалый взор,—Печать проклятья, рока приговорЛежит на нем… Он вживе осужден,Зане и смел, и неспособен онЦеной свободы счастье покупать,Зане он горд способностью страдать.

5