Одиссея варяжской Руси

Уже бо, братие, не веселая година въстала,уже пустыни силу прикрыла.Въстала обида въ силахъ Дажьбожа внука,вступила девою на землю Трояню,въсплескала лебедиными крылына синъмъ море у Дону;

плещучи, упуди жирня времена.Усобица княземъ на поганыя погыбе,рекоста бо брать брату:«Се мое, а то мое же».И начяша князи про малое«се великое» мълвити,а сами на себъ крамолу ковати.

А погании съ всъхъ странъ прихождаху съ победамина землю Рускую»^{202}. —Уже ведь, братья, невеселое время настало,уже пустыня войско прикрыла.Встала обида в войсках Дажьбожа внука,вступила девою на землю Трояню,

восплескала лебедиными крыльями на синем море у Дона;плескаясь, прогнала времена обилия.Борьба князей против поганых прервалась,ибо сказал брат брату:«Это мое, и то мое же».И стали князья про малое«это великое» молвить

и сами на себя крамолу ковать.А поганые со всех сторон приходили с победамина землю Русскую.

Большинство исследователей «Слова» соглашаются, что по контексту всего этого фрагмента под «землей Трояна» в данном случае понимается именно Русская земля, на которую в метафорическом смысле ступает Дева-Обида, а в реальном смысле на нее благодаря княжеским усобицам производят успешные набеги половцы.

В двух других случаях Троян упоминается в связи не с географическими, а с хронологическими понятиями: «Были вечи Трояни, минула лета Ярославля; были плъци Олговы, Ольга Святьславличя»^{203} — «Были века Трояна, минули годы Ярослава, были и войны Олеговы, Олега Святославича». Однако еще один фрагмент показывает, что в представлении создателя «Слова» загадочные «века Трояна» не заканчиваются правлением Ярослава Мудрого, а охватывают еще и время жизни полоцкого князя Всеслава, захватившего киевский престол уже после смерти Ярослава: «На седьмомъ веце Трояни връже Всеславъ жребий о девицю себе любу. Тъй клюками подпръ ся о кони, и скочи къ граду Кыеву и дотчеся стружиемъ злата стола киевьскаго»^{204} — «На седьмом веке Трояна кинул Всеслав жребий о девице, ему милой. Он хитростью оперся на коней и скакнул к городу Киеву и коснулся древком золотого престола киевского». Как и «тропа Трояна», связанный с его именем «седьмой век» вызвал к жизни множество предположений.