Одна беременность на двоих (СИ)

— Какая там грязь. Я в первый раз подобное встречаю. Не будь я беременна, ни в жизнь туда бы не зашла. А они ещё младенцам там подгузники меняют.

— А что делать-то, — я протянула Аманде банан. — Менять-то всё равно надо.

— В машине бы поменяли, но не в этом же дерьме?!

Она очистила банан от шкурки с носика, как правильно, а не с ветки, как удобнее, и засунула в рот, чтобы откусить верхушку. Я нервно заправила за уши волосы, устыдившись сравнения, которое пришло на ум, но поспешила списать всё на фильм и книгу.

— Не понимаю, как взрослый мужик может так одуреть от бабы, чтобы в одночасье забыть семью и профессиональный долг. Неужели и после тридцати они только этим местом думают? — выпалила я, чтобы окончательно прогнать из головы образ банана, с которым Аманда почти разделалась.

— А ты что думала, у них вырастает какое-то другое к этому возрасту?

Аманда вопросительно посмотрела на мой целый банан и пошла к мусорному баку, чтобы выбросить шкурку.

— Мне в фильме больше жену иранца жалко. Муж убил её, потому что решил, что раз ему незачем жить без сына, то и ей не надо. Только, кажется, в современном обществе, чтобы там ни кричали феминистки, за женщину так и будет решать мужчина, пока в мозгу у женщин что-то не повернётся, и они сами не перестанут считать, что у них есть предменструальный синдром. У Хилари Клинтон не было никаких шансов стать президентом, как и Мэг Уитмен никогда не стала бы губернатором Калифорнии. Здесь могут править актёры, но не женщины.

Будто подытоживая свою речь, Аманда распахнула дверцу машины и захлопнула за собой. Я покрутила чёртов банан в руке и, поняв, что не голодна, вернулась за руль. Я засунула банан в подстаканник веткой вверх, чтобы было не так похоже на то, что почему-то до сих пор правит миром.

— Дальше слушать будем? — спросила Аманда, присоединяя телефон к колонкам.

— Давай… Красиво ведь живописует, и главное, как он тонко прочувствовал главную героиню. Странно ведь для автора-мужчины…

— Что странного? Все мы в душе от природы одинаково чувствуем — что мужчины, что женщины. Это общество навязывает нам стереотипы, которым мы обязаны следовать, потому что кому-то кажется, что один обязательно должен подчиняться другому. Но ведь если один будет постоянно принижать другого, из таких отношений ничего стоящего не получится…

— Аманда, — остановила я пустую речь, вдруг подумав про нас с ней. — А что мы скажем твоим друзьям про живот?

— А ничего не скажем. Ответим, что не их дело. Тайну личной жизни пока никто не отменил.

— А твоей матери?

— У меня ещё есть время на раздумье. Главное, ты там ничего от себя не фантазируй, ладно?

Я кивнула, не поворачивая в её сторону головы, делая вид, что сосредоточенно смотрю на дорогу. Что, я опять услышала пренебрежительные нотки в её голосе? Или это у меня навязчивая идея такая, что она считает меня, мягко говоря, не совсем умной? Лучше ехать молча и делать вид, что я внимательно слушаю аудио-книгу, потому что иначе наши отношения точно зайдут в тупик, если вообще думать, что они куда-то идут, а не просто болтаются по ветру, подобно подвешенной на верёвке описанной младенцем пелёнке. Да что же за дурацкие сравнения рожает мой мозг? Похоже, в чём-то Аманда права…

Температура не опускалась, дорога оставалась сухой, и даже вселила в Аманду опасение, а в меня надежду, что никакого снега мы в городе не найдём. Отлично, тогда я смогу спокойно вести машину, а кататься будем на курортах, где всё равно снег сделают. Но радовалась я не долго. Температура за бортом стала резко падать, и мы даже включили в машине печку. И вот когда навигационная система показала, что до города остался час, вдоль дороги появились грязные сугробы, но на ёлках не было снега. Как не было и белого цвета, он был серый, с коричневыми разводами дорожной грязи.

Мы заехали на парковку у небольшого кафе ради горячего шоколада и чистого туалета. Дети пытались отыскать на склоне снег, упрямо таща санки по хлюпающей жиже и возвращались к родителям грязными и мокрыми. Сапоги облепило грязью, и, испугавшись, что тоже промочим ноги, мы залезли обратно в машину, чтобы допить сладкую согревающую бурду и сжевать кексы, мимо которых Аманда не смогла пройти, даже понимая, что они холодные и не свежие.

Вдруг на лобовое стекло что-то упало и расплющилось. Дождь? Мокрый снег? Что это?

— Мэрд, — по-французски выругалась Аманда и сунулась в телефон. — Да чтоб синоптикам пусто было! Быстрее выезжай! Может, ещё успеем проскочить хребет без цепей.

Для меня эти слова стали мячиком, брошенным для собаки. За секунду я допила бурду, забыв, что та горячая, и вывела машину на чёртову горную двуколейку, включив дворники на самую большую скорость.

— Какого чёрта, Кейти! — закричала Аманда. — Три дождинки! У меня в глазах рябит от мелькания.

— Прости, Аманда, но иначе я не поведу. Мне спокойнее так, — впервые сказала я твёрдое нет и тут же добавила: — Можем поменяться местами.