Да откуда у Аманды взялся такой взрослый и противный голос!
— Спишу названия с библиотечного каталога.
— А если проверят?
— Тогда мне не повезло. Но не может же мне не везти во всем.
— А в чём это тебе не везёт?
— Да, так… Ни в чём… Только зубы болят.
Я вдруг заметила, что из-под подушки торчит край поляроидной фотографии, которую мы получили во время завтрака с Сантой. Две улыбающиеся девушки обнимали старика в очках и с белой бородой. Только у одной была искренняя счастливая улыбка, а у другой натянуто-выдавленная, потому что после смерти мамы я разучились улыбаться и на всех фотографиях выходила с приклеенной голливудской улыбкой. Тогда как Аманда, сколько я её знала, всегда светилась изнутри, будто проглотила солнечного зайчика. Только вот уже пять месяцев, как зайчик потух, или же я настолько ушла с головой в беременные проблемы подруги, что перестала замечать её улыбку, но ведь была ж она, и вон сейчас есть на фотографии…
Я исподлобья взглянула на Аманду: лицо оставалось серьёзным, без тени улыбки, словно она готовилась меня отругать. А, может, и не было никогда той счастливой улыбки. Может, она, как и моя, была всего лишь защитой от внешнего мира, чтобы никто не смел ожидать ответа на стандартное «как дела?». Быть может, оладьи, бубенцы и добрый дед — это желание вернуться в детство, где мы были счастливы просто так, а не потому, что что-то или кто-то делал нас счастливыми. Словно этот старик в парике мог вернуть Рождество в скованную вечной зимой Нарнию.
Фотография, дурацкая фотография… Я в очередной раз скосила глаза на Аманду и, поняв, что та не смотрит на меня, быстро потянула подушку за угол, чтобы полностью закрыть снимок. Что же она делает под моей подушкой? Неужели у меня и прошлую память отшибло этим наркозом, ведь не могла же я рассматривать её перед сном? Не до такой же степени я… Постойте, так это же не моя подушка! Я подняла глаза на Аманду. Она копалась в своём телефоне и улыбалась.
— Посмотри, какую классную апликуху я нашла! Можно фотографировать живот каждую неделю, а потом после родов они собирают все фотографии вместе и делают клип, как растёт живот. Чёрт, раньше бы найти! Правда, туда можно загрузить и имеющиеся фотки, я немного фотографировала себя через зеркало. А ты что там ищешь?
Я тоже нашла спасение в телефоне, загрузив Треккер беременности. Вот, у нас же всегда есть отличная безболезненная тема для разговоров!
— Послушай, они тебе каждый день будут показывать информацию о том, как растёт плод. Вот, например, сейчас твой малыш размером с цукини, и у него уже есть брови и ресницы, и даже волосы на голове стали расти. Слушай, а у тебя самой тоже стало больше волос, тебе не кажется?
— Я уже читала, что волосы в беременность перестают выпадать, но потом все посыпятся, так что завидовать нечему.
— Да я не завидую, я просто…
Ну вот, и тут беседы не получилось… Я откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза, чтобы не видеть, как Аманда наглаживает свой живот. Мне стало до жути обидно, что его она будет любить только лишь потому, что он есть, а не за то, что он именно такой, каким она хочет его видеть. Зубы ныли, обезболивающее почему-то не действовало. Или это ныли совсем не зубы?
Глава двадцать третья "Материнство"
В этот четверг, уже третий год подряд, мы с университетскими друзьями собирались посетить феерическое рождественское погружение в быт старого города Вифлеема. Его устраивали в середине декабря прихожане баптистской церкви, превращая огромную парковку в картонный город, лучше любых кинодекораций — с каменной стеной, городской площадью, окружённой лавками ремесленников, с гостиницами и пастушьими загонами и главное — с любимыми рождественскими песнями и настоящими героями Нового Завета. Только за пятнадцать минут до выхода из дома Аманда напрочь отказалась идти с ребятами, не объяснив мне толком причину. Сослалась на головную боль, а сама потом полвечера читала Фейсбук и переписывалась с кем-то. Ну и ладно, чего мне лезть туда, куда меня не приглашают, поэтому я покорно проглотила пилюлю недоверия. Конечно, я могла пойти без неё, но в душе успела поверить в её слова и боялась оставить одну — вдруг ей станет совсем плохо.
Середина декабря — зима не только по календарю, но и по погоде, особенно вечерами. Пусть снег у нас выпадает только в горах, но воздух становится очень холодным, и температура опускается аж до сорока градусов по Фаренгейту, а с утра можно даже увидеть на зелёной травке иней. Мы почувствовали приближение зимы во время прогулок с Лесси, когда стали прятать руки в карманы. Пришлось достать из шкафа перчатки, потому что моя многострадальная кожа и без холода начала покрываться коркой. Я из последних сил доделывала итоговые работы по живописи и рисунку, чтобы потом дать пальцам отдохнуть от графита и красок хотя бы до февраля.