Одна беременность на двоих

Я взяла две тарелки и вернулась в комнату. Было очень жарко. На Аманде остались лишь лифчик и тонкие бикини. Рука её лежала под животом и уходила пальцами под резинку трусов. Я замерла подле кровати, боясь выронить тарелки. Она подняла на меня невинные глаза и сказала:

— Как врач смог нащупать голову ребёнка? Он просто положил сюда руку и сказал, что ребёнок уже лежит головой вниз в тазу и никуда больше не перевернётся до родов. Я ничего, кроме кости, не чувствую. Попробуй ты.

Это было сказано таким умоляющим тоном, что отказаться не представляло никакой возможности, но у меня отчего-то вдруг затряслись руки, и я еле успела поставить тарелки на покрывало, поверх которого лежала Аманда. Меня бросило в жар, и я подумала, что всё это из-за дурацкого обогрева, труба которого выходила прямо за моей спиной. Я стянула водолазку и кинула прямо на пол. А руки наоборот покрылись коркой льда, и я стала неистово тереть их друг о друга, словно желая выжечь искру. Аманда смотрела на меня в упор, и, набрав в лёгкие побольше воздуха, я залезла с ногами на кровать. Тапки как-то очень шумно полетели на пол, и, чуть ли не зажмурившись, я коснулась чисто выбритого лобка Аманды.

— Ну, чувствуешь что-нибудь?

В её голосе вновь послышались приказные нотки, но я всё равно не могла бы сказать ей то, что почувствовала. Теперь мой живот свело явно не от голода, а ноздри защекотал явно не противный запах жжёного сыра, но я лишь считала до десяти, умоляя сердце не выскочить из груди. Я опустила глаза на свою грудь, уверенная, что смогу увидеть вздымающуюся от его ударов кожу, но увидела лишь топорщащийся белый хлопок. Мне показалось, что Аманда тоже смотрит на мою напряжённую грудь, но когда я подняла глаза, то взгляды наши тут же встретились, и в её голубых глазах блестел всё тот же заданный ранее вопрос. Пальцы мои вжали кожу как можно сильнее, но даже если и нащупали что-то, мозг этого не зафиксировал.

— Ой…

Дверь хлопнула, а за ней и резинка бикини. Я отдёрнула руку, будто ошпарившись. Аманда откинулась на подушки, чуть не шарахнувшись головой о деревянное изголовье, и расхохоталась в голос, совершенно позабыв, что она никогда не ложится на спину. Я тоже не могла сдержать улыбки, а потом и смеха. Мой смех, наверное, был неистовее её, потому что с ним выходил накопившийся за долгий день адреналин, а когда я наконец смогла заставить плечи не вздрагивать, а голос не срываться, то произнесла:

— Ты сама сказала Абигайль, что она может не стучать…

Тут же зазвонил телефон, и Аманда, закусив губу, потому что та продолжала дрожать от смеха, взяла его в руки и, попытавшись надеть на лицо серьёзную маску, ответила:

— Ты что-то хотел?.. Ну, уходите, конечно… Я всё равно не танцую, а Кэйти надо отдохнуть после дня за рулём. Наслаждайтесь вечером. Увидимся утром.

Она отложила на подушку телефон и снова расхохоталась. Я была уверена, что наш смех прекрасно слышен в гостиной.

— Знаешь, Терри биологию сейчас учит, чтобы потом поступить в медицинскую школу, так что сейчас она будет им доказывать, что дети от этого не получаются, — сказала Аманда через смех, а потом вдруг стала очень серьёзной. — У меня в сумке есть крем. Я объясню тебе, на какие точки надо нажать.

Я смущённо опустила глаза и прошептала:

— Я смотрела это видео о массаже для беременных и, думаю, всё помню.

Выдавленный в руку крем был холодным, и я стала дуть на ладони.

— Жаль, что как в фильме нельзя расставить свечи и зажечь благовония, — мечтательно протянула Аманда, откидывая в сторону лифчик и ложась на бок, а потом вдруг схватила телефон и стала что-то бешено нажимать, пока не зазвучала релаксационная мелодия. — Ну вот хоть что-то.

Крем в моих руках согрелся, но вот сердце, похоже, сковал страх, потому что я боялась коснуться кожи Аманды.

— Начни сразу с поясницы, там больше всего тянет и пройдись в стороны по бёдрам.

Я оставила на коже белый бугорок крема и, едва касаясь его подушечками пальцев, начала плавно растирать его в стороны от позвоночника.

— Кейти, — грозно изрекла Аманда. — Помнишь, что сказали в начале фильма? Запомните, что она беременная, но не инвалид… Так что нажми на точки, чтобы мышцы расслабить и… Прости, что прошу это, намажь заодно мою апельсиновую корку. Похоже, я джинсами всё там стёрла.

Я выдавила на пальцы ещё крема и, забыв согреть, быстро проехалась по её ягодицам, в который раз отметив, что впадины пусть не совсем, но всё же округлились.

— И дальше по ногам, — простонала Аманда. — У меня везде кожа стала ужасно сухой.

Я подчинилась, проклиная дурацкую ароматерапию в виде остывшей пиццы, которая доводила меня до бешенства, пока не почувствовала, что крем полностью впитался и руки больше не скользят. Тогда я схватила кусок пиццы, чтобы протянуть Аманде, и только тут увидела, что та мирно спит, подложив ладонь под щёку. Она стала похожа на десятилетнюю девочку. Недавно такие яркие морщинки усталости сейчас разгладились под лаской сна.

— Чёрт, ты же голодная, — выдохнула я и добавила. — И ты тоже.