— Тогда десятка подойдёт. Послушай, Кейти, ты меня извини, что я вчера без стука… Я больше не буду, и, вообще, я никому и словом не обмолвилась.
— Угу, — буркнула я и села на ступеньку расшнуровывать ботинки.
Не трепалась ты, так я тебе и поверила. Уж с братом точно успела поделиться… Я смотрела на шнурки через слёзную завесу, мерно моргая, чтобы не дать солоноватому потоку владевших мной эмоций прорвать наносную плотину спокойствия. Пальцы не слушались, и если кое-как я ещё справилась со своими ботинками, то зашнуровать те, для сноуборда, никак не получалось.
— А лыжные штаны ты надевать не собираешься?
Я чуть не подскочила со ступеньки, на которой сидела, пытаясь понять, как Абигайль могла уйти обратно в дом, незаметно перешагнув через меня, и как Стив появиться тут уже полностью одетый в чёрно-красный лыжный костюм. Он обогнул меня, чтобы взять свои ботинки.
— У тебя очки есть?
Я кивнула.
— Шлем тебе не нужен… Так, давай джинсы снимай. Я пока обуюсь, а потом тебе зашнурую.
Я скинула ботинок и в носках вернулась в дом в надежде найти в спальне Аманду и поговорить с ней по душам, но та помогала Терри мыть чашки. Закусив губу, я прошла в спальню и стала надевать чёрный лыжный комбинезон. Молнию заело, и я чуть не разревелась. Ну зачем, зачем Аманда притащила меня сюда? Для моральной поддержки, чтобы расставить в отношениях со Стивом все точки над «i». Что же случилось с ними? Они расстались, он потребовал сделать аборт, а она решила пойти наперекор ему и сохранить ребёнка, чтобы явиться к нему, когда уже ничего исправить нельзя и завоевать его обратно? Но зачем я, зачем ей нужна я?
Не знаю, сколько я возилась с молнией, но когда наконец вытянула из неё подкладку и довела до конца, в дверях уже стоял Стив, держа в руках ботинки сестры.
— Ты на бал наряжаешься? Ребята уехали. Я тебя пятнадцать минут жду.
Я смотрела ему в лицо, и мне так хотелось, чтобы он опустил со лба на нос красноватые очки, чтобы я не видела больше его страшных серых глаз.
Глава двадцать седьмая "Проверка на вшивость"
Моя ненависть к Стиву росла в геометрической прогрессии относительно моих падений. Горка была совсем небольшой, дети катались с неё на санках, и мы выбрали склон чуть в стороне. Для начала я совершенно не могла подняться на ноги. Доска сразу начинала ехать, и я падала. Стив сидел рядом на корточках и что-то втолковывал, а я хоть и пыталась слушать, ничего не слышала. Мысли мои были о нём и Аманде. Я вспоминала наш разговор о том, что она опасается ехать в Рино, чтобы тот парень не догадался, что она носит его ребёнка. Так что же случилось, что она решила приехать к нему сама?
Я нервно дёргала ресницами за стёклами очков, стараясь не расплакаться от сознания того, что Аманда даже словом не обмолвилась о своих планах, хотя мне казалось, что, несмотря на её взрывное поведение во время беременности, мы с ней сблизились. Но, наверное, лишь настолько, чтобы делиться со мной, где и что у неё болит, но не настолько, чтобы говорить о решениях, от которых зависит её будущее. И этот засранец тоже хорош. Раз он понял, что я догадалась об их отношениях с Амандой, зачем устроил эту комедию в машине? И ещё… И ещё, зачем он меня тогда поцеловал? Это что, изощрённый способ сказать мне, что я дура.
— Кейти, ты будешь меня слушать?
Рука Стива легла на мои очки и рванула их вверх. Я тут же зажмурилась от яркого солнца, которому в тот момент была благодарна, иначе пришлось бы объяснять этому козлу, почему я плачу. Он отпустил руку, и резинка очков вновь впилась в затылок.
— Прости, не думал, что твои глаза настолько чувствительны к солнцу. Просто я хотел увидеть в них хоть чуть-чуть понимания. Я за два занятия ставил на сноуборд людей, впервые видевших снег, а тебе я уже битый час втолковываю, что ты должна поворачивать только тело, а не ноги. Поверь, ты уже едешь с горы, только неправильно управляешь телом. Уверен, тебе не надо, как ребёнку, на одной ноге по глади кататься. Тебе просто надо прекратить постоянно думать, что ты сейчас упадёшь. Ты ведь не боишься скорости, раз на лыжах каталась…
— Мне страшно, — сказала я правду.
Вернее полуправду, а вторая половина правды была такой, что мне было до безумия противно находиться с ним почти что наедине на вершине горы, когда Аманда сидела на очищенном заборчике внизу горы и что-то там карябала в альбоме.
— Конечно, тебе страшно. Любой экстремальный спорт страшен. Мы и катаемся именно для того, чтобы почувствовать в крови адреналин. Тебе что, никогда не хочется на девяноста милях в час по трассе промчаться, гадая, будет дорожный патруль за поворотом или пронесёт?
— Нет, мне экстрима в жизни совершенно не хочется, — ответила я и попыталась встать самостоятельно.