Одна крошечная ложь (ЛП)

Что вообще доктор Штейнер может мне сказать? Я — отличница, поступающая в Принстон[2] , а после него — в медицинскую школу. Я люблю детей, животных и пожилых людей. У меня никогда не возникало желания оторвать насекомым крылышки или поджарить их с помощью увеличительного стекла. Конечно, я плохо справляюсь с вниманием к моей персоне. И обычно я чрезмерно потею, находясь рядом с привлекательными парнями. И, скорее всего, у меня случится сердечный приступ на первом же моем свидании. Если только я не растекусь потной лужицей прежде, чем кто-либо меня на него пригласит.

Все это в сочетании едва ли означает, что я нахожусь в двух шагах от становления следующим серийным маньяком-психопатом. И все равно я уважаю доктора Штейнера и испытываю к нему симпатию, несмотря на все его странности. Беседа с ним не будет неприятной. Она будет быстрой…

— Думаю, один телефонный разговор мне не повредит, — бормочу я, а затем добавляю: — А потом нам надо будет поговорить о степени психолога, которую ты получаешь. Если ты вокруг меня видишь предупреждающие сигналы, то я начинаю сильно сомневаться в продолжительности и успешности твоей карьеры.

Плечи Кейси опускаются от облегчения, и она откидывается на лежаке. Ее губы трогает удовлетворенная улыбка.

И я понимаю, что приняла правильное решение.

* * *

Сентябрь.

Иногда происходит так, что ты принимаешь решение, и осознаешь, что начинаешь сомневаться в его правильности. Сильно сомневаться. Ты не сожалеешь о нем. Ты знаешь, что, скорее всего, принял правильное решение, что, скорее всего, так тебе будет лучше. Но ты все равно проводишь много времени раздумывая, о чем ты, блин, думал, его принимая.

Я все еще недоумеваю, зачем вообще согласилась на тот единственный телефонный звонок. Думаю об этом каждый день. Я определенно и сейчас об этом думаю.

— Я не предлагаю тебе главную роль в видео «Девчонки обезумели», Ливи.

Штейнер уже переключился на тот спокойный, авторитетный тон, который использует для принуждения.

— Откуда мне знать? Три месяца назад Вы предложили мне поговорить с орангутангом. — «Чистая правда».

— Прошло уже три месяца? Как поживает старик Джимми?

Я еле удерживаюсь от комментария и делаю глубокий вздох, чтобы не сказать чего-нибудь грубого.

— Сейчас неподходящее время, доктор Штейнер.

И оно действительно неподходящее. Правда. Светящее солнце, теплый воздух и в окружении живописных видов и тысячи других запутавшихся студентов и их взволнованных родителей я с кактусом в руке качу свой розовый чемодан по направлению к общежитию. День напоминает кадр из фильма, а меня все еще подташнивает после тряски в самолете. Один из партизанских звонков доктора Штейнера — определенно не то, что мне сейчас нужно.

Но все же, он тут как тут.

— Нет, Ливи. Скорее всего, нет. Может быть, тебе следовало перенести на другое время наши сеансы, зная, что сегодняшним утром ты будешь находиться в самолете на пути в Нью-Джерси. Но ты этого не сделала, — спокойно указывает доктор Штейнер.

Повертев головой в разные стороны, чтобы убедиться, что никто не услышит нашего разговора, я сутулюсь и понижаю голос до шепота.

— Нечего здесь переносить на другое время, потому что я не нахожусь на лечении.

Ладно. Это не совсем правда.

Это не совсем правда с тех пор, как приятным июньским вечером сестра устроила засаду с чизкейком. Доктор Штейнер позвонил мне на следующее же утро. И в типичной манере Штейнера первым, что он мне сказал, было не «Здравствуй» и не «Приятно снова с тобой пообщаться», а просто: «Так, я тут слышал, что ты — тикающая бомба замедленного действия».

Оставшаяся часть беседы прошла гладко. Мы поболтали о моей безукоризненной учебе, отсутствии романтических отношений, моих надеждах и мечтах, планах на будущее. Мы некоторое время поговорили о моих родителях, но он на этой теме не задержался.

Я помню, что улыбалась, когда повесила трубку, ведь была уверена, что он скажет Кейси, что я в порядке и хорошо справляюсь, а она может в другом месте продолжать свою охоту на ведьм в виде поиска психически нестабильных людей.

Когда тот же самый телефонный номер с чикагским кодом появился на дисплее моего мобильного следующим субботним утром ровно в десять часов, я была более чем удивлена. Но трубку взяла. И с тех пор отвечала на его звонки каждую субботу в десять часов утра. Я ни разу не видела чека, медицинской карточки или внутреннего убранства кабинета психиатра. Мы оба плясали вокруг слова «лечение», но прежде его никогда не использовали. Возможно, поэтому я и отказывалась признавать доктора Штейнера тем, кем он и является.

Моим психотерапевтом.

— Хорошо, Ливи. Я позволю тебе идти. Мы продолжим нашу беседу в следующую субботу.

Я закатываю глаза, но ничего не говорю. Нет смысла. Я бы мула и то протащила дальше по полю с сеном.

— Точно выпей хоть стопку текилы. Займись брейк-дансом. Сделай что угодно из того, чем вы, молодежь, теперь занимаетесь в первую неделю учебы. Это пойдет тебе на пользу.

— Мне на пользу Вы рекомендуете алкогольную зависимость и танцевальные движения, несущие угрозу для жизни?