– Виталька, это я.
– Данка, где ты? Что с тобой? Я приеду, скажи только…
– Не надо. Я в порядке.
– Данка…
– Я вернусь, как только смогу.
– Дана, что бы ты ни задумала, я помогу тебе.
– Не надо. Я справлюсь. Виталик, послушай, я не хочу звонить домой. Скажи им, что я поехала отдыхать, к примеру, в Египет, что ли. В общем, ты знаешь, что нужно.
– Да. Скажи, ты написала правду – ну, в записке? Или просто решила подсластить горькую пилюлю?
– Я когда-нибудь морочила тебе голову?
– Нет.
– Почему ты решил, что я стану делать это сейчас?
– Я люблю тебя, Данка. Слушай, только скажи, и я приеду. Я все сделаю для тебя.
– Я должна сама. А потом я вернусь к тебе и Леке. Пока, Виталька. Я еще позвоню.
Дана смотрит в окно. Солнце захлебывается кровью, между домами залегла синева. Тысячу раз она смотрела в это окно. И вот теперь – опять. Жизнь идет по спирали, и ничего не случается просто так.
«Жить мертвой, в общем, проще. – Дана ходит по пустым комнатам. – Только немного страшно. А что не страшно? Я не знаю».
Дана почти не спит. Урывками она проваливается в короткий сон, напоминающий обморок. Мертвые не видят снов.
Утром Вадим привозит оружие и документы.
– И вот это, смотри. – Цыбе хочется поскорее избавиться от своего груза. – Парень написал, как этим пользоваться.
В кожаном кошельке-косметичке покоятся зеленоватые прозрачные шарики, похожие на мятные леденцы. Это грозное оружие, и Вадик не утруждает свой мозг запоминанием химической формулы и сути реакции.
– Ты знаешь, что это? Где ты про них выкопала?
– Конечно, я знаю, что это. В Интернете нашла, есть специальные сайты. Эти шарики на самом деле – джинн, несущий смерть. Гелевый шарик, но на самом деле это газ. Китайцы изобрели, но широкого распространения они не получили, потому что можно предложить его как леденец – и клиент умрет в течение нескольких секунд, но при этом убийца вполне может отправиться следом. Суть в том, что если окунуть эти шарики в любую жидкость, содержащую воду, через десять секунд гель растворяется и высвобождается газ.
– И что?
– Газ действует молниеносно, вызывая паралич дыхательных мышц, и все, кто в это время находится в радиусе пяти метров, умирают, вдохнув его, а газ разлагается практически мгновенно. Он опасен примерно в первые полминуты, и только если его вдохнуть, а потом – все. Это его недостаток, потому шарики и не получили широкого распространения, что слишком опасны в применении, чуть зазевался – и ты покойник. Но зато этот газ нельзя обнаружить, он распадается в легких и крови в секунду.
– И ты собираешься применить их?
– Если возникнет необходимость – понимаешь.
Вадим смотрит в сторону. Он уже отвык от подобных вещей, тот день, когда они вчетвером залили в глотку упирающегося Крата литр водки, а потом уложили его спать на рельсы, давно в прошлом. Но, видно, не для Даны.
– Ты хочешь сказать, что это жестоко? – Она недобро щурится. – Нет, дорогой. Жестоко – убивать маленьких девочек. И они ответят мне за это. Все.
– Кто – все?
– И тот, кто это сделал. И те, кто помог ему скрыться от правосудия. Все они.
Дана дрожит от слабости и волнения. Цыба притворяется святым. Уж кто-кто, а она понимает это его стремление держаться подальше от подобных дел. Выйдя из самых низов, Цыба ценит то, что имеет сейчас. И это правильно.
– Спасибо, Вадик. – Дана берет его ладонь. – А теперь уезжай и забудь обо всем.
– Данка, я помогу!
– Ты уже помог. Дальше я сама. Уезжай, Танька там небось заждалась.
Вадим уехал с тяжелым сердцем. Он помнил Дану маленькой девочкой в лаковых туфельках. Он помнил ее подростком – с книжкой в руках, сидящей на перилах беседки. Он помнил ее счастливой беззаботной женщиной, женой классного парня Стаса, который боготворил ее. Он вспоминал ее живые, веселые глаза, и его сердце сжималось от жалости, потому что теперь эти глаза похожи на два серых озера тоски и пустоты.
Дана осталась одна. Она аккуратно уложила оружие в тайник, сверху – белье и черный кожаный жакет. Она готова. В ее сумочке лежат паспорт и водительское удостоверение на имя Никольской Илоны Павловны, уроженки города Верхнеярска. Документы почти настоящие. Правда, сама госпожа Никольская мирно покоится на кладбище по месту прописки. Но это неважно. Прах к праху.