Одна ночь меняет все (СИ)

Подумав, что честность в этом случае лучше нелепой полулжи, я сказала, как есть.

– Решила поговорить с ним откровенно, рассказала почему... почему переехала к тебе, – выдохнула я.

Папа вздохнул и снова похлопал меня по спине.

– Дай ему время, он хороший парень.

– Я знаю, – кивнула я.

– Ты поступила правильно, Рай-Рай.

– Я знаю, – повернувшись, я уткнулась лбом ему в плечо.

Мы сидели в уютной тишине до тех пор, пока за окном окончательно не стемнело, тогда я сама поднялась и зажгла свет. Затем принялась неловко складывать разобранные краски и кисти.

– Нет вдохновения? – спросил Грэм.

Я пожала плечами.

– Типа того.

– Твоя мама тоже могла несколько часов просидеть возле чистого листа бумаги, а потом вдруг превращала его в волшебство.

Мои брови удивлённо приподнялись. Во–первых, когда это мой отец научился говорить стихами? Во–вторых, Грэм первый раз заговорил об Андре сам. В–третьих, я не видела ни одной её работы.

– Я не знала, что Андре пишет... То есть я предполагала, что умеет, всё–таки она владеет галерей.

– Не знала? – даже как–то немного шокировано переспросил папа.

– Нет, видимо, она больше этим не занимается.

Отец словно бы даже немного погрустнел.

– Жаль, она любила писать, и у неё это чудесно получалось. Ей удавалось вдохнуть жизнь в лист бумаги, что ли.

– Я даже не видела ни одной из её картин, если таковые вообще имеются.

Грэм усмехнулся.

– Видела. В холле и возле лестницы – это её работы.

– Серьёзно? – искренне удивилась я.

Отец с улыбкой кивнул.

– Моя любимая – "Двое под зонтом", видела?

– Да, – потрясённо сказала я, вспоминая фигуры влюблённых, идущих по осеннему парку, – но не думала, что это Андре... – сама не поняла от чего, но у меня вырвался нервный смешок.

– Это в Ла–Виллет, – утрируя французский выговор, произнёс отец и сам посмеялся над собой, – наше первое и единственное с твоей матерью совместное путешествие. Я тогда все сбережения потратил, только бы отвезти её в Париж, как и обещал. Через год родилась ты, нам было не до поездок, а ещё через два Андре забрала тебя и уехала.

Притихнув, я внимательно слушала его. Андре никогда не рассказывала о своём браке или прошлой жизни, и мне было странно и непривычно соотносить свою угрюмую, вечно недовольную мать с абсолютно другой женщиной, про которую рассказывал мне папа. Та женщина, видимо, умела улыбаться, принимать и дарить любовь.

– Почему она больше не пишет? – спросила я.

Вопрос, конечно, был скорее риторическим, но отец пожал плечами и ответил, что, возможно, семейная жизнь обрезала ей крылья, или что–то в этом духе.

– Ну, я не мог дать ей то, к чему она привыкла, – хлопнув себя по коленям, он поднялся, давая понять, что разговор окончен. – Главное, ты, Райли, не замыкайся в себе, – он слегка сжал моё плечо, а затем вышел из комнаты.

~ ~

Вечером следующего дня я лежала внизу на диване и крутила телефон в руках. Он по–прежнему молчал, но, словно бы магнитом, притягивал меня к себе.

Наши короткие выходные с Грэмом закончились, сегодня отец снова на дежурстве, а я – в одиночестве.

Я всё чаще размышляла о матери, почему она стала такой чёрствой, неулыбчивой, угрюмой. Неужели это жизнь в Порт Таунсенде так повлияла на неё? Я знала, что сама она была откуда–то с юга, у меня вроде б даже где–то там, в Чарльстоне, что ли, была родня, но мы не общались с ними вовсе. Сколько я себя помнила, всегда были только двое: я и мама. Иногда отец, пока я не перестала ездить к нему на короткие летние каникулы.

Моя ладонь непроизвольно опустилась на живот. Никогда я не повторю ошибок Андре, я буду своему ребёнку лучшей мамой, чем была она для меня, я не стану обделять его любовью или препятствовать встречам с отцом.

Телефон в руке снова превратился в камень. Я полистала список вызовов, чтобы в очередной раз убедиться, что мне не приснились ни мой звонок Эйвану, ни его ответный. Номер, дата, время «разговоров» – всё было на месте.

Внезапно в дверь позвонили. От неожиданности я подпрыгнула на диване, а палец непроизвольно нажал кнопку вызова, я тут же остервенело принялась жать на отмену. Как оно обычно и бывает, сразу звонок не сбросился, телефон подумал немного, моргнул, и дисплей погас. Выдохнув, я сунула мобильник в карман штанов и поплелась в прихожую.

Пальцы обхватили ручку, а волоски на затылке поднялись дыбом от неприятного предчувствия. Захотелось спросить «кто там» или отодвинуть шторку и посмотреть в боковое окошечко, но я, одернув себя, открыла дверь. Я в Порт Таунсенде, это – дом шефа полиции. Чего мне бояться?

На пороге, смотря себе под ноги, стоял Глен.

– Привет, – выдохнула я, пытаясь игнорировать ту волну надежды, что захлестнула при его виде.

– Привет, – пробормотал он, всё ещё не осмеливаясь взглянуть в моё лицо, – можно войти?

– Конечно, – я отступила, впуская его в дом.

Как всегда он вошёл и занял всё пространство вокруг. Сильный, высокий, надёжный. Мне так хотелось прижаться к нему, попросить прощения за ту боль, что отражалась на его лице и поселилась в глубине глаз, что разглядела я, когда он всё–таки нашёл в себе силы посмотреть на меня прямо.