Одна отвергнутая ночь

— Чертовски смешно. — Метал украшения расходится надвое, и я с ужасом смотрю, как на идеально белую поверхность стола Миллера просыпается белый порошок. Я выдыхаю, Тони матерится, а Миллер превращается в камень.

Кокаин?

Если бы я сама не видела, как мельчайшие крупицы падают из красивого украшения Кэсси, я, вероятно, никогда бы не поняла, что они там; порошок совершенно сливается с белым лаковым покрытием под ним. Я, потеряв дар речи, смотрю, как она достает из своего бюста кредитную карту и свернутый в трубочку кусочек бумаги, и начинает ей передвигать порошок по столу Миллера, превращая его в идеальную, длинную линию. А она профессионал.

Тони мечется по кабинету, отборно матерясь, а Миллер просто стоит и смотрит на нее, продолжая крепко меня держать. Напряжение в кабинете осязаемо, и меня действительно беспокоит, кто сделает следующий шаг. Накатывает потребность освободиться из рук Миллера, но тогда он сорвется. Все будут в большей безопасности, если я буду в его руках, но я вдруг уже больше не там. Миллер усадил меня в уголок дивана, а сам направляется в сторону Кэсси, не то чтобы ее это сильно волновало. Он слишком занята, вдыхая через свернутую в трубочку бумагу порошок со стола Миллера.

— Полегче, сынок, — успокаивает его Тони, обращая ко мне полный тревоги взгляд. На смену боли в выражении моего лица пришел жуткий страх. Все в этом кабинете, за исключением меня, как бомбы замедленного действия. И первым срабатывает механизм Миллера.

Он ладонями ударяет по столу, обнаженным торсом наклоняется вперед, нависая над Кэсси. Она теперь шмыгает носом, потирая его, на лице самодовольная улыбка.

— Я просил не единожды. Если вынудишь меня сделать это еще раз, я не отвечаю за свои действия.

Он фырчит, выражая свое безразличие, и откидывается на спинку кресла. Вижу, как в выражение ее лица проскальзывает высокомерие. Бесстрашие.

— Улыбочку, — говорит она просто, кладя одну ногу на другую и ….. улыбается.

Я хмурюсь. Улыбочку? Чему здесь улыбаться? Нечему.

— Миллер, давай же, — Тони изо всех сил пытается придать ситуации хоть немного спокойствия, и я отчаянно хочу, чтобы у него это вышло.

Идеально изогнутые брови Кэсси выгибаются еще больше.

— Хочешь немного?

— Нет, — выплевывает Миллер.

Она дует губка, а потом они изгибаются в хитрую улыбку.

— Это впервые.

Я выдыхаю, закашливаюсь, не в силах сдержать ни одну из реакций потрясения, срывающихся с губ. Он принимает наркотики? Ко всему прочему, я теперь должна добавить еще и зависимость?

— Я, блядь, тебя ненавижу, — шипит Миллер, наклоняясь к ней ближе.

— Она тебя уничтожает.

Он нависает над ней, угрожающе, ладони на белой, лакированной поверхности стола сжимаются в кулаки.

— Она меня спасает.

Смех Кэсси холодный и озлобленный, когда придвигается ближе к нему:

— Ничто тебя не спасет.

Я абсолютно оцепенела, пытаясь переварить этот новый всплеск просвещения и одновременно отчаянно пытаясь найти в себе силы, которые мне нужны, чтобы помочь Миллеру. Я смотрю на Тони, глазами умоляя его вмешаться.

Слишком поздно.

Миллер перегибается через стол и хватает Кэсси за горло.

Я кричу.

Происходящее маниакально. Нереально. Миллер потерял контроль, а ненормальная женщина перед ним, вместо того чтобы бояться за свою жизнь, просто смеется.

— Бога ради! — Тони бросается к ним и за то, что вмешался, получает удар в челюсть, но вместо того, чтобы отпрянуть, он продолжает бороться сильнее. Он знает, так же хорошо, как я, что у всего этого только один конец, и он включает в себя Кэсси в больнице. — Отцепись от нее!

— Она гребаный паразит! — рычит Миллер. — Жизнь достаточно дерьмовая и без ее помощи!

— Миллер! — Тони ударяет его по ребрам, заставляя Миллера вскрикнуть, а меня вздрогнуть. — Отвали!

Миллер отталкивается от стола и оборачивается с бешеной злостью.

— Убери ее отсюда и отправь обратно в центр реабилитации!

— Мне не нужна помощь, — мерзко шипит Кэсси. — Только тебе нужна хренова помощь. — Она выворачивается из рук Тони и тянет вниз свое неряшливое платье, одергивая подол почти до коленей. — Ты готов рискнуть всем ради этого? — взмахом руки она указывает на меня.

Это? Это? Я, может, и шокирована развернувшейся передо мной сценой, но ее непрекращающиеся нахальство и оскорбления начинают меня бесить.

— Кем ты, нахрен, себя возомнила? — я встаю, тут же заметив, что Миллер прекратил свой решительный шаг. — Думаешь, пара истерик и неприятных слов сломают его? — подхожу ближе, чувствуя, как во мне растет уверенность, особенно, когда Кэсси закрывает свой грязный рот. — Ты не можешь его остановить.

— Тебе не меня стоит бояться, — она надувает губы. Просто еще больше слов, но от резкого тона, которым они произнесены, по спине бегут тревожные мурашки.

— Ну все, — Тони хватает ее за руку и тащит на выход. — Ты сама себе самый худший враг, Кассандра.

— Всегда была, — говорит она, смеясь, и позволяет вести себя к выходу без возражений и борьбы. Но потом она останавливается уже в дверном проеме и, спокойно обернувшись, шмыгает носом. — Приятно было с вами познакомиться, Миллер Харт.