Одна тень на двоих

— Твою машину я заберу! — Придерживая ногой дверь, он завязывал галстук, задирал подбородок, темные волосы касались полированного дверного дерева, шея была крепкой и сильной, кожа — смуглой.

Марта отвела глаза.

Где этот чертов лифт? Никогда его не дождешься!

— Или я сам позвоню, — неожиданно сказал Данилов, — заберу машину и позвоню. Пока, Мартышка!

— Пока.

Что-то он расщедрился на «Мартышку», такое с ним редко бывало.

Данилов вернулся в квартиру, показавшуюся очень пустой и тихой, поставил кофе и сам себе подал завтрак — йогурт, сыр, хлебцы из холодильника.

«Какого черта я держу их в холодильнике? — вдруг подумал он. — Они холодные, противные, мокрые какие-то. Почему я не держу их в шкафу, вот вопрос».

Он засмеялся, охнул, задев дверцей холодильника по вчерашней ране, и переложил пакет с хлебцами на полку.

Вот и хорошо. Ничуть не хуже, чем в холодильнике.

Блокнот со вчерашними записями лежал на столе, и он сунул его в портфель. Фотография Марты — в черном свитере и толстых ботинках — была придавлена стопкой журналов. Данилов вытащил ее из-под журналов и снова прислонил к солонке. Нужно будет купить для нее рамку.

Еще нужно купить новый телефонный аппарат, подумал Данилов с удовольствием. Старый не работает. Он, Данилов, разбил его.

Думать об этом было приятно, как будто он совершил беспримерный подвиг, а не швырнул трубку об стену в истерическом припадке.

Все странным образом изменилось. Раньше он никогда не швырял трубок, не терял ключей от офиса, не промывал себе ран, не искал преступников. Он никогда не разговаривал с матерью так, как разговаривал вчера.

Прихлебывая кофе, казавшийся этим утром необыкновенно вкусным, он вдруг подумал, что все зависит только от него — очень актуальная и новая мысль для почти сорокалетнего мужчины!

От него зависит, как разговаривать с матерью, обижаться на нее или нет, от него зависит, удастся ли вычислить того, кто так его ненавидит, а потом найти и наказать его. И Марта от него зависит, и его сотрудники, и даже Катерина Солнцева, которой до смерти хочется получить свой дом!

Зря он выдумывал что-то душещипательное про собственное одиночество.

Нет никакого одиночества. Есть люди — некоторые ближе, другие дальше, — которым нужен Андрей Данилов, которым без него не обойтись, и вовсе не потому, что его отца зовут Михаил!

Телефон зазвонил, когда Данилов уже надевал дубленку. Некоторое время он не мог сообразить, что именно звонит — его мобильный, вызывая его, кричал совсем другим голосом, а домашний аппарат он вчера разбил — опять всплеск самодовольства, как будто из-за угла выглянула ухмыляющаяся кошачья морда!

Он пошел на звук и понял, что Марта забыла свой телефон. Куда он теперь будет ей звонить?! Ее рабочего телефона он не знал, а мобильный заходился на диване писклявыми руладами.

Данилов еще подумал, отвечать или нет, но телефон настаивал, и он ответил:

— Да.

— Утро доброе, — сказал телефон сдобным голосом, — мне Мартину Владимировну.

Голос был женский, и Данилов подумал, что ему повезло. Мог ведь и Петрысик поинтересоваться, где его любимая провела ночь.

— Она уехала на работу и оставила телефон, — сказал Данилов. — Что-нибудь передать?

— Ой, это из женской консультации беспокоят, — заторопился голос и стал менее сдобным, — вы ей передайте, пожалуйста, что в понедельник мы ее ждем на прием. Почему она анализы не сдала? Должны были сегодня прийти, а их нет! Вы не знаете, она сдавала?

Данилов понятия не имел, сдавала Марта анализы или нет.

— Ну что же вы! — Голос стал еще чуть более постным. — Как же вы не знаете! Вы кто? Муж?

Данилов хотел было сказать, что не муж, но решил, что это вызовет новые вопросы, и признался, что муж.

— Тогда тем более! Она в таком возрасте, когда требуется повышенное внимание, не девочка все же!

Почему-то упоминание о том, что Марта «не девочка», Данилова задело.

— Она и так очень поздно пришла, — тарахтел голос в трубке, — почему так долго ждала? Пятый месяц, а у нас только первый осмотр! Мы понимаем, что она работает, занята, но ребенок-то важнее! У вас это первый?

Данилов подтвердил, что первый.

— Тем более, тем более! Вы ей передайте, пожалуйста, что в понедельник мы ее ждем к восьми часам, и чтоб натощак, тогда сразу возьмем кровь из вены. Передадите?

Тут что-то произошло у Данилова в голове, как будто щелкнул выключатель и зажегся свет.

— Подождите, — сказал он, остановив тарахтенье, — как пятый месяц? Какой пятый месяц?

— Обыкновенный, — удивился голос, — а что такое?

В трубке зашелестело бумажками, у Данилова взмокла спина.

— Все правильно. У меня записано. Семнадцать недель. Вот, черным по белому. Вы что, не правильно считали?

Он, Данилов, считал не правильно. Он считал совершенно не правильно и только теперь понял это. Вернее, он не понял, ему об этом сказал сдобный голос из трубки.

Он мог бы так ничего и не узнать, если бы не этот голос, черт его побери!

— Так что ждем, ждем. Передадите, не забудете?

— Нет, — сказал Данилов чужим голосом, — не забуду.